Уйти нельзя вернуться

– Как с этим быть? – теперь я ловлю его взгляд, но Матвей отворачивается.

Он опускает мой чемодан на тротуарную плитку и складывает руки в карманы брюк. Смотрит куда‑то вдаль, возможно, на снег, который поднимается с земли усилием ветра и заводит хоровод их миллионов снежинок.

– Скажи, – хриплю, с трудом сдерживая обиду, – тебе было противно… со мной, да?

Просто я не могу себе представить, насколько хорошим актёром нужно быть, чтобы жениться на нелюбимой девушке ради выгоды.

Матвей резко поворачивает голову, а его потухший взгляд загорается с новой силой.

– Это не так, – он как всегда не многословен, и меня впервые начинает это раздражать.

Раньше мы замечательно проводили вместе дни и вечера. Я много разговаривала, а он называл меня щебетуньей, сажал к себе на колени и внимательно слушал. О лучшем собеседнике можно было только мечтать, и я не верила своему счастью. Ведь у меня появился супруг, любовник, и друг в одном лице.

А теперь…

А теперь я беру чемодан за ручку и, не говоря больше ни слова, ухожу от Левина. Я чувствую, как горячий взгляд оставляет ожоги на моей спине, но прикладываю просто титанические усилия, чтобы не обернуться.

Спустя час город уже полностью погружается во тьму, и на улицах загораются фонари. В их жёлтом тёплом свете снежинки устраивают танцы, и кажется, будто это не снег, а замёрзшие насекомые ищут источник тепла и тянутся к нему своими хрупкими тельцами.

Мне кажется, что я, словно одна из этих снежинок, наслаждалась лучами света, которые меня ласкали, но в следующий миг потеряла ориентир.

Добравшись до автовокзала, я покупаю билет в кассе и сажусь в автобус. За последние несколько месяцев я отвыкла от общественного транспорта, потому что либо всегда ездила с Матвеем, либо на такси.

А ведь совсем недавно моя жизнь была другой. Я жила в пригороде, в однокомнатной квартире вместе с матерью, и мы едва сводили концы с концами.

Отец оставил нас, когда мне было десять, но я его больше не видела и помню очень смутно. Знаю только, что мать подала на алименты, которые исправно приходили каждый месяц. На эти средства мы и жили, потому что мама никогда не работала, утверждая, что мечтала совершенно о другой жизни.

Когда я окончила школу, то поняла, что поступить на бюджетное место в университет не смогу. Нет, я неплохо училась в школе, нормально сдала экзамены, но конкурс в этом году был такой, что даже не все отличники тянули.

Тогда‑то мне и пришла идея поступить в колледж на факультет ландшафтного дизайна. Мне всегда нравились цветы и разные декоративные деревья и кустарники, и я давно хотела познакомиться с этой профессией поближе.

Но у судьбы были свои планы, и буквально после выпускного нам пришло известие о болезни дедушки.

Я плохо знала Степана Михайловича, потому что мама с ним особо не общалась. Она, кстати, сразу сказала, что досматривать деда не собирается. Тем более, жил он на съёмной квартире, и никаким имуществом, которое мог бы оставить в наследство нерадивой дочери, не владел.

Мне же стало совестно от того, что мы по сути дела жили в его квартире, которая осталась после смерти бабушки. Из‑за нас он уехал в город и до самой смерти пытался работать, чтобы оплачивать свой жалкий угол.

Поэтому недолго думая, я собрала вещи и поехала к дедушке, напоследок поссорившись с матерью. Ну, то есть, это она со мной поссорилась, обозвав предательницей, я же смогла остаться чистой в той ситуации.

У дедушки была последняя стадия заболевания, в больнице его держать не было смысла. И спустя месяц после моего приезда его не стало.

А потом я встретила Матвея, будто бы случайно. Это сейчас я понимаю, что даже наша первая встреча была подстроена. А тогда… Тогда он казался мне огоньком в небе – таким недосягаемым и невероятно желанным. Я влюбилась без оглядки в эти чёрные глаза, хмурую, немного скупую улыбку и сильные руки.

Понимала, что на меня он никогда не посмотрит, как на женщину, но случилось невероятное. Матвей стал за мной ухаживать, дарить цветы, подарки. Мне бы уже тогда включить бдительность, ведь сказок в жизни не бывает, но я полностью растворилась в нём, не ожидая подвоха.

Трель мобильного прерывает мои грустные и одновременно приятные воспоминания.

– Да, Сонь.

– Ада, а ты где? – голос подруги встревожен, да и говорит она шёпотом.

– Сонь, я уезжаю… – что‑то удерживает меня от того, чтобы даже самой близкой подруге назвать город, в котором собираюсь начать новую жизнь.

– Я точно не уверена, – девушка делает паузу, – но отец поручил кому‑то тебя найти. Я слышала его разговор, точнее, лишь обрывок…

– Что, Соня, что ты слышала? – пульс ускоряется, словно после пробежки, и во рту становится сухо.

– Он сказал: найдите мне эту девчонку.

 

Глава 4

 

Матвей

– Какого хрена вы залезли в этот чёртов шкаф? – стены спальни сестры сотрясаются от моего гневного рыка, но Соньке, кажется, плевать.

Она накручивает кудряху у виска на палец и покачивает одной ногой, закинутой на другую.

– От папы прятались, – изрекает как само собой разумеющееся.

Эта малявка, похоже, поставила главной целью своей жизни извести меня, и девчонка преуспевает в своём деле.

– Соня, не доводи до греха! – я готов волосы на себе рвать из‑за происходящего, а она в партизанку поиграть решила.

Да, знаю, что я полный дурак, раз позволил Аделине уйти. Но время не повернёшь вспять, и единственный выход теперь – узнать, куда моя жена решила сбежать.

София очень близка с Адой. Они удивительно быстро подружились, стоило мне привести Аделину знакомиться с родителями. Если это вообще можно было назвать знакомством, ведь наша встреча изначально была запланирована моим отцом.

– А чё ты мне сделаешь? – дует губёхи и ресницами своими наращенными хлопает. Знает, что права, знает, что я против неё бессилен.

Недолго думая подлетаю к её письменному столу и один за другим начинаю выдвигать ящики, переворачивая вверх дном содержимое.

– Ты что удумал, придурок? – кидается ко мне, но я выставляю одну руку и перехватываю ей оба запястья сестры.

Девчонка пытается брыкаться, но куда ей противостоять моей силе. Она же от горшка два вершка, как говорится, ещё и худая, словно щепка.

Придерживая сестру, свободной рукой продолжаю рыться в ящике, ища хоть что‑то, что поможет мне разговорить вредину.