LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

В плену ослиной шкуры

Тая смотрела в глаза отчиму и обещала быть благоразумной и выбрать только то, к чему она призвана. В такие минуты можно было даже позавидовать такой гармонии и взаимопониманию между Таей и ее отчимом. Но уже на следующий день Воронков вваливался в дом пьяный и разъяренный. Тая смотрела на то, как он валится с ног и устраивает слюнявые концерты. Сложно было узнать в этом пьяном существе того самого доброго и заботливого отчима. Однажды Сергей перевернул стол только потому, что Амалия подала ему не ту вилку. В такие минуты он был просто неузнаваем. Тая всерьёз задумывалась над тем, что же происходит с человеком, когда он выпивает. Как будто вместе с содержимым стакана в человека входит злой бес, и может быть, даже не один. А на следующий день Сергей просыпался и слёзно просил у Амалии и у Таи прощения, обещая никогда больше не прикладываться к спиртному. Сначала Воронков сильно переживал из‑за своего дурного поведения. Но чем чаще он нарушал свое обещание, тем меньше было слёз после его отрезвления. Впоследствии он и вовсе перестал просить прощения. И может быть, чтобы напрочь заглушить муки совести, он стал во всём винить Амалию и ее дочь Таю. Однажды в порыве гнева он крикнул Амалии, что та никогда его не любила.

– Ты тогда и сейчас остаёшься всего лишь его подстилкой! – исступленно орал он. – Я тебе никогда не был нужен! Так ведь?! Отвечай! И смотри мне в глаза, когда я с тобой говорю! Ты ведь всё еще любишь его?! Любишь ведь?!

Амалия в такие минуты брала Таю в охапку и запиралась с ней в ванной. Глядя на то, как мама обливается слезами, Тая понимала, что, возможно, Воронков говорит о ее отце. Всё сходилось: отчим ее из Одессы, Амалия тоже. Значит, именно там живет ее родной отец, от которого мама так поспешно сбежала. Видимо, Воронков хорошо знал ее отца, раз всё еще не мог успокоиться и перестать ревновать. Но даже тогда терзаемая любопытством Тая не смела спросить маму о том, что же случилось там, в Одессе.

Тае уже было пятнадцать лет, когда она, однажды придя из школы, обнаружила свою мать в синяках. Амалия лежала на диване, приложив к лицу замороженную курицу. Лицо ее в эту минуту выглядело настолько ужасно, что Тая даже не сразу узнала свою мать. Вне всякого сомнения, такой зверский поступок мог совершить только пьяный Воронков. Тая уже знала, на что способен ее отчим в таком состоянии.

– Что он с тобой сделал? – причитала Тая. – Как он мог? Я заявлю в милицию…

Амалия махнула на нее рукой.

– Всё в порядке, – сказала она Тае. – Я сама во всём виновата. Он пришел пьяный, как всегда. Мне нужно было оставить его в покое, но я сама стала к нему придираться по мелочам.

– Всё равно это не повод…

Тая не могла найти подходящих слов. Она обливалась слезами, глядя на избитую мать.

История повторилась уже через неделю, только теперь уже на глазах Таи. В тот вечер Тая и Амалия преспокойно сидели в зале и смотрели вечерний сериал. После первого рукоприкладства Воронков уходил рано и приходил поздно. Он вел себя тихо и делал всё, чтобы его было как можно меньше заметно. Но в тот вечер он пришел с работы пораньше. Ключи Воронков часто забывал дома и поэтому звонил в дверь, как гость.

– Я открою, – сказала Амалия, находясь ближе к выходу.

Тая сидела боком к входной двери и всё же мимолетным взором уловила тот момент, когда отчим с порога заехал со всего маху Амалии по лицу. Просто так, не говоря ни слова, не дав себя разглядеть, он с такой силой ударил бедную женщину, что та отлетела на целый метр, ударилась спиной об шкаф и залетела под стол. Тая бросилась в прихожую. Воронков был в неистовом бешенстве, и, как всегда, не понятно, по каким причинам. Он озверело набросился на Амалию и принялся избивать ее ногами. Глухие стуки смешивались треском рвавшегося халата. Амалия, сжавшись в комок, не издала ни единого звука. Тая набросилась на Воронкова сзади. Вооруженная длинной фарфоровой вазой, она принялась колотить отчима по спине. Взбесившийся, как дикий зверь, Воронков рванул к Тае и, схватив ее за горло, нанес ей несколько глухих ударов по носу. Тая обронила вазу и начала отбиваться от него, насколько ей позволяли силы. За всю свою жизнь на нее никто и никогда прежде не поднимал руки. И сейчас она сама пребывала в бешенстве от осознания, что ее бьют. Воронков впился своими пальцами ей в горло. Тая издала сухой кашель и истошно захрипела. За спиной отчима мелькнула мамина рука с той же самой вазой. Послышался глухой звук, и после этого перед глазами Таи замельтешили синие и желтые точки. Тая не помнила, как она потеряла сознание и как потом пришла в себя. Преодолевая боль в голове, она открыла глаза. Тая так и осталась лежать в прихожей рядом с Амалией, которая вытирала окровавленный нос, продолжая валяться под столом. Тая подползла к матери и улеглась ей под бок.

– Ты в порядке? – спросила Амалия таким голосом, словно ничего особенного не произошло.

– Как ты можешь такое спрашивать? – преодолевая удушающую боль в груди, спросила Тая.

– Будешь винить меня? Валяй, – сказала Амалия.

Тая подняла голову и посмотрела на мать. Та лежала опухшая и окровавленная, но в глазах ее не читалось ни малейшего намека на отчаяние или хотя бы сожаление. Тая впервые почувствовала необъяснимую злость на мать.

– Что с тобой такое?! – выпалила она, сдерживая слёзы. – Почему ты такая? Почему ведешь себя так, словно наслаждаешься своими мучениями? Тебе что, нравится быть жертвой? Нравится, когда с тобой обращаются как с собакой?

– Перестань, Тая, – холодно перебила ее мать. – Ты ведь ничего не знаешь.

– Я ничего не знаю, потому что ты мне ничего не рассказываешь.

Амалия поднялась и еще раз ощупала свое вспухшее лицо.

– Тебе и не надо это знать, – сказала Амалия, словно отмахнувшись от дочери. – Твоя мать сделала в прошлом очень большой грех. Бог наказывает меня за это. Я заслужила.

– Тогда какой грех совершала я? За что Богу наказывать меня?

– Тебе не нужно было за меня заступаться. Ты получила за то, что заступилась за грешницу.

Тая вылезла из‑под стола и, схватив первое, что попалось ей под руку, швырнула об стенку. Это была та самая длинная ваза, которой она лупила Воронкова. Издав пронзительный треск, ваза разлетелась на мелкие черепки.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента

TOC