В погоне за белым кроликом. А вы готовы к незабываемому путешествию?
Мы засмеялись в унисон.
– Да уж, славное было время, – улыбнулась я.
– Они до сих пор работают, поверить не могу! – воскликнула Эля.
– Ладно, тише.
– Короче, – начала командовать Белка. – Сейчас я буду обследовать первый этаж, а ты второй.
– А третий?
– На третий вместе пойдем.
– Хорошо, – согласилась я. – Тогда встретимся через полчаса на этом же месте, у стенда.
– Согласна!
Эля ушла вглубь здания, а я направилась к лестнице. Рацию повесила на пояс шорт, дабы не таскать в руках. Лестница все‑таки нашлась, но выглядела она не обнадеживающе, выбора нет. Я поставила ногу на первую ступень – вроде не шаткая. Ладно, чем быстрее я пройду, тем лучше. Живо поднявшись наверх и убедившись в том, что я жива, мне удалось спокойно выдохнуть. Итак, передо мной две двери, ведущие в два коридора: один – налево, другой – направо. Куда пойти? Первой взгляд привлекла левая часть здания. Значит, мне туда. Я открыла дверь и вошла. Судя по табличке, которая висела на двери, здесь находится «Детский стационар», это, в общем‑то, палаты для больных. Видимо, здесь держали детей. Рация зашумела.
– Сова, прием, доложите обстановку!
– Белка, обстановка в норме, как там у вас?
– Все чисто, до связи!
Нам с Элей в разведчики надо. Я последовала дальше по коридору – вот и первая палата. Моему взору предстала обычная небольшая комнатка, причем целая: две кровати вдоль стен стояли параллельно друг другу, впрочем, как и во всех обычных больницах. Небольшие тумбочки рядом, шкафчик и стол. Комната явно принадлежала каким‑то девочкам. Скомканное постельное белье было тускло‑розового цвета, а на стенах фломастером были нарисованы феи и всякие цветы. На окнах прикреплены железные решетки. Больше похоже на тюрьму, чем на больницу. Я прошла глубже в комнату и решила немного осмотреться на наличие вещей. Зачем мне это? Просто, я хочу узнать, что здесь произошло, почему это место забросили. Тем более время еще есть.
Открыв тумбочку, увидела несколько розовых тетрадок, взяла их в руки. Внутри были рисунки, слова из каких‑то песен и блокнот с записями. Видимо, это дневник одной из пациенток. Так как оставаться здесь и читать было небезопасно, я положила дневник в рюкзак и пошла дальше. Больше ничего интересного не наблюдалось.
Вторая палата была для мальчиков, на этот раз здесь четыре кровати, и комната значительно больше первой. Расположение мебели в точности такое же. Вещей никаких не наблюдалось, только на стенах странные записи, выведенные толстым маркером:
«Он уже здесь».
«Я вижу его».
«Помни, не оборачивайся, эта ошибка сделает тебя».
Фотокамера сделала снимок.
– Помни, не оборачивайся, эта ошибка сделает тебя? И к чему это? – спросила я вслух сама себя.
Я вышла в коридор, сзади послышался звук бьющегося стекла. Оборачиваться нельзя, верно? Виднелась очередная палата. Войдя внутрь, я сильно удивилась.
– Что делаешь в больнице, дружище? – передо мной сидел здоровый игрушечный единорог, страшненький, облезлый, но все же прикольный.
Опять две кровати, на одной из них лежал альбом. Я взяла его, на всякий случай, посмотреть и проверить. Так же на кровати была подарочная коробка, видно, что старая, но так и не открытая. Бирка гласила:
«Эмили Самади, от мамы на семилетие. С днем рождения, дорогая!»
Ага, значит это кровать Эмили? Запомним, точнее, запишем. Я достала из своего рюкзака небольшой блокнотик и записала:
«Эмили Самади, палата номер три, семь лет».
– Точка! – вслух сказала я.
Все, пошли отсюда. Осталась крайняя комната, я потянула за ручку двери и вошла внутрь. Там находилась только одна кровать с ремешками, видимо, здесь кого‑то привязывали. Интересно то, что в комнате была только одна кровать, ни окон, ни тумбочек и ящичков всяких, только кровать. На койке лежала кукла, говорящая, у моей сестры похожая есть. Сжав всю волю в кулак, я нажала кнопку – и кукла запела свою песенку. Кожа покрылась мурашками, звук искажался, слов было не разобрать.
Кукла закончила петь, и из ее головы выпал глаз. Человеческий, блин, глаз! Я не стала проверять, муляж это или нет, и, плюнув на все, побежала в коридор. Дальше идти смысла не было: проход был заблокирован досками, и отодвинуть у меня их, думаю, не получится. Я выбежала в главный холл и теперь отправилась направо. Это что‑то вроде «ординаторской». Ладно, у меня еще десять минут.
Надеюсь, что скоро мы уйдем отсюда.
Глава IV
Я внутри ординаторской, по коридору следуют кабинеты главврача, дежурной медсестры, уборная, процедурная и всякое в этом роде. Я решила не ходить здесь слишком долго, времени не особо много, потому сразу направилась в кабинет главного врача. Это было довольно просторное помещение: белые стены, большой стол и куча стендов с папками разных цветов. Стала осматривать стол, на котором были разбросаны бумаги, записочки и справки. На полке я нашла пурпурную папку «Отчет по Эмили Самади»; открыв ее, начала читать:
«У девочки возникли психические расстройства на фоне трагедии, произошедшей несколькими годами ранее. Эмили похитил серийный убийца, это был не первый случай, но ее удалось спасти. Мы не знаем, что произошло с ней там, но после этого Эмили замкнулась в себе и постоянно разговаривала с кем‑то, про кого она говорила – воображаемый друг. Она называет его Бугименом, впрочем, как и другие дети. Скорее всего, это коллективные галлюцинации, но мы не можем сказать точно. Возможно, развилось раздвоение личности. Шизофрения. Такое вполне реально. Точно такие же симптомы были обнаружены еще у нескольких детей: Анны Сорго (девять лет), Томаса Сорокина (одиннадцать лет) и Юлии Гринви (шесть лет). Дети не имели между собой ничего общего, кроме заболевания. Они не были знакомы ранее. Принято решение лечить детей шоковой терапией.
Доктор Вольфрам»
– Детей, шоковой терапией? Серьезно? – говорила сама себе я вслух. – Это издевательство.
Я нашла папки этих детей и прочитала причину их попадания в психиатрию:
«Анна Сорго.