Вечерний силуэт
– Спасибо, профессор Барский, – с покорностью сказал Эдди.
– Я уже говорил вашим младшим, – он посмотрел на Макса и Диану, – почему мое отношение к вам особенное. Позволь мне быть с тобой откровенным. Я помню твои первые годы обучения – ты был одним из лучших учеников, и без лишней скромности заявляю, что гордился тобой, как собственным сыном. Которого, впрочем, у меня нет. И я волнуюсь за твою успеваемость. Поверь, – он понизил голос, подвинулся ближе и пристально посмотрел на него, ровно так же, как на Макса и Диану в начале года, – мне было бы нестерпимо выпускать приказ о твоем отчислении. Очень рассчитываю, что до этого не дойдет. Имей в виду – я на твоей стороне, так же как твоя сестра, твоя подруга и твой друг. Вперед, мистер Назарян, верни талант в дело, используй свой ясный ум.
Некоторое время никто не мог вымолвить слова, ожидая продолжения трогательной речи. Наконец Диана сказала:
– Мы очень вам признательны, профессор Барский. – Она зарделась, застенчиво потупилась. – Право, не знаю, чем мы заслужили такую любовь.
– Ведь мы не единственные эмигранты, – добавила Кристина с улыбкой.
– Не единственные, – кивнул профессор. – Вы мои соседи по родине. Относитесь ко мне не как к вашему декану, а как к любимому другу, с которым можно вести любые беседы. Но помните, что друг ваш порой бывает ворчливым скрягой.
Дружный смех разлился по залу.
– Профессор Барский, а мы ваши негодные шалопуты! – горячо воскликнул Макс.
После встреч с деканом друзья испытывали необъяснимое воодушевление – он словно усердно подкладывал под них некий монолитный фундамент, придавая им чувство благородной отваги. Следующий экзамен был также сдан всеми – в этот раз Макс и Джефф получили В+, Эдди так же С+. Самые трудные препятствия преодолены, напряжение нарастало, и вместе с ним появилось захватывающее ожидание финиша, проблескивающее впереди волнительным белоснежным стягом.
* * *
Второго июня, жарким днем, когда солнце, казалось, стремилось побить рекорд восхождения на зенит и океанская влажность врывалась в школьные владения невыносимой влажностью, друзья спрятались от раскаляющих лучей в столовой учебного корпуса и наслаждались заслуженной свободой. Последний экзамен миновал всего двадцать минут назад, унеся в историю очередной учебный год. Эдди не удалось избежать одной F, но один провал был вполне поправим, и в общем он был доволен совершенным рывком. Остальные получили не ниже B, обеспечив себе беспрепятственный переход на следующий курс.
Изредка забегали студенты наскоро перекусить. Трудности позади, Стенсфилд погрузился в расслабленное предвкушение заслуженного отдыха. Пустая, непривычно тихая столовая переполнилась спокойствием и насыщенной безмятежностью.
– Этот год запомнится мне надолго, – сказала Кристина. – Да, милый? – Она посмотрела на Эдди, тот обдал ее косым взглядом и глотнул кофе.
– Я отвоевал себе еще один курс. Это был хороший год, – произнес Эдди растянуто, словно задумываясь над каждым словом.
В первый и последний день года по маршруту Стенсфилд – аэропорт LAX курсировали два десятка школьных автобусов, доставляя более двух тысяч из общего количества учеников школы из других городов и штатов. Первые десять отправлялись одновременно, остальные – по мере заполняемости, в зависимости от времени отбытия поезда или самолета. Несколько автобусов отвозили студентов в ближайшие железнодорожные станции, затем переходили на маршрут в аэропорт. Джефф, Эмма, Роберт и Мари, живущие в Лос‑Анджелесе, решили отправиться одним из последних рейсов. Вместе с ними в столовой обедал водитель, отдыхавший перед очередным рейсом. Дождавшись, когда он закончит, друзья неспешно направились к автобусу. Вокруг него собралась кучка отбывающих и провожающих, которые либо уедут с родителями, либо на своих машинах, когда им захочется. К последним относились Манукяны и Назаряны.
Мари и Эмма попрощались с Манукянами, пожелали им веселых каникул на родине, а с Дианой и Эдди условились проводить каникулы вместе. Роберт тепло обнялся с друзьями, испуская неподдельное, щемящее сожаление по разлуке.
– Я буду скучать, – сказал он, щурясь от ослепляющего солнца. Со сдвинутыми на глаза веками он казался невероятно нескладным и даже некрасивым. Но грустная улыбка придавала лицу то грубое очарование, смотрящееся необычайно на здоровяках с добрым сердцем. Он вошел в автобус, не отворачиваясь от друзей, и улыбался до тех пор, пока не сел рядом с Мари.
Джефф попрощался со всеми, обнял Макса особенно сильно, точно хотел впечатать его частицу в себя на каникулы.
– Звони, не забывай меня, мой вечно кислый ленивец, – сказал он.
– Я тоже буду скучать, мой солнечный прохвост, – ответил Макс.
Автобус фыркнул и медленно поехал; отбывшие махали провожающим сначала из боковых стекол, затем, когда автобус повернул, из трех больших окон сзади.
– Грустно, – произнесла Кристина с протяжным вздохом, устремив взгляд на уменьшавшуюся желтую, темневшую точку. – Каждый раз то же ощущение, будто вместе с этим автобусом уезжает немного нашей юности.
Четверка провожала автобус до тех пор, пока он не свернул влево и не исчез в окаймляющих дорогу низких зарослях чапараля. Глядя на эти приземистые деревья с округлой кроной до самой земли, Макс подумал, что за пять лет их количество заметно уменьшилось, уступая место однообразному выжженному цвету нищей земли.
– Сделай проще лицо, Манукян, не то я сейчас заплачу! – раздался задиристый речитатив Кармака. Все обернулись. Кранцы стояли поодаль, с ними один из толстяков их свиты.
– Я польщен, что мое выражение лица для тебя так важно, – презрительно бросил Макс. Вместо ответа трио развернулось и с насмешливым ропотом направилось к школе. Эдди провожал их суровым взглядом мечущегося в клетке тигра, перед которым прошел кабан.
– Почему они еще здесь? – спросила Диана. От цепкого взгляда Кармака, которым он несколько секунд буравил ее, ей стало дурно.
– Полагаю, следят за мной, – холодно проговорил Эдди. – Скажите, они были здесь в последнее время?
– Да, – сказал Макс. – Во всяком случае, их машина всегда была на парковке. Но зачем ты спрашиваешь?
Эдди задумчиво сомкнул губы, качнул головой.
– Неважно. Милая, когда ты хочешь выехать?
– Только завершу уборку спальни, и можем ехать, – ответила Кристина. Четверка медленно двинулась к общежитиям. По пути Макс перехватил взгляд сестры и тоскливо шепнул, чтобы никто не услышал:
– Снова три месяца борьбы с родительской непреклонностью.
Кристина понимающе кивнула.
* * *