Ведьмин дом

Жителей Ливерпуля называют «скаузерами» из‑за дичайшего акцента, разобрать который весьма сложно. Раньше Оливия разговаривала так, что болели уши.

Коренные скаузеры чаще обитают в Буттл, куда лучше не заходить, ибо это одно из самых бедных и криминальных мест города. И именно в данном районе жила Оливия с матерью Дианой и отцом Роном.

 

Неблагополучная семья из трущоб, где единственным, кто зарабатывал, был Рон Флеминг. Толстый, неуклюжий мужчина, который ненавидел жену, но любил дочь. Ненависть прорастала в нем, как сорняк, и чтобы забыться, мистер Рон начал выпивать.

 

В один пасмурный дождливый день, каких в Ливерпуле не сосчитать, Рон Флеминг ушёл из семьи, оставив жену и дочь в двухкомнатной прогнившей квартире, аренду за которую платил он.

 

Оливии было восемь лет, когда она узнала, что значит утрата и пьющая мать.

Денег не было, еды, соответственно, тоже. И миссис Диана, хотя лучше называть её мисс, нашла простой способ заработка. Проституция.

 

Маленькая Оливия пряталась в каморке, чтобы не видеть различных мужчин. Маленькая Оливия убирала рвоту, а порой и дерьмо с пола и дивана, где спала её мать. Маленькая Оливия попрошайничала на улице и рылась в мусоре, чтобы не умереть от голода. Маленькая Оливия погибла бы, но в квартиру ворвалась полиция.

 

Как оказалось, у Оливии была бабушка, с которой не общалась покойная мисс Диана. Да, покойная. Она умерла от передозировки героином. Благо Оливии посчастливилось не наблюдать столь позорную гибель матери. Бабушка Оливии, достопочтенная Гвенделин Литлвотер, с радостью забрала внучку к себе в Лондон, где жила в прекрасном месте под названием Мейда – Вейл. В районе, где родилась я, Кира Эллингтон.

Оливии исполнилось одиннадцать, когда мы познакомились. И я сразу стала называть её Оли.

 

Гвенделин Литлвотер пожелала, чтобы внучка научилась играть на фортепьяно. В тот момент такая же идея посетила мою маму. Две девочки, ненавидевшие клавиши и ноты, мгновенно сдружились и дружат уже четырнадцать лет. Ох, забыла, что из памяти стерся год жизни. Мы дружим уже пятнадцать лет.

 

У Гвенделин Литлвотер было три дочери. У двоих дочерей родилось по две дочери, а у одной одна дочь – Оливия. Женский клуб, не иначе. Но заботливая бабушка больше всех любила Оливию. Почему? Потому что растила её, занималась ею, воспитывала и вкладывала уйму времени и сил. Когда постоянно заботишься о ком‑то, то начинаешь обожать и привыкать. К сожалению, остальные члены женской змеиной секты не испытывали тёплых чувств к младшей девочке семейства и всеми возможными способами показывали свою неприязнь.

Находясь наедине со злобными кузинами, Оли часто слышала оскорбления и издевки. Лакомым издевательством для неокрепших умов являлась тема матери. Гадкие девчонки называли её блудницей, насмехались, что неизвестно, кто на самом деле отец Оли. Хохотали над смертью молодой, глупой, растерзанной жизнью Дианы. Оливия терпела и тайком плакала, но не обижалась. Ведь она помнила другую маму. Ту, которая устраивала праздники на день рождения дочери и пекла пироги из дешёвых продуктов. Пела колыбельные и разрезала свои наряды, чтобы сшить Оливии красивые платья.

В роскошном доме, чьи окна глядели на канал, по которому проплывали лодки, нельзя было найти хотя бы одну фотографию младшей дочери Гвенделин Литлвотер. Оливия считала, что бабушка прятала память о Диане на чердаке. В попытках отыскать родное лицо Оли облазала весь злосчастный чердак, перевернула содержимое каждой коробки, но так и не обнаружила ничего, связанное с матерью. Диана Флеминг исчезла без следа, не оставив о себе даже крохотный кусочек воспоминания. И Оливия начала забывать, как выглядела мать.

Однажды, когда мне было тринадцать, а Оли четырнадцать, я пришла с ночёвкой в ее дом. Тогда же приползли и змеи семейства. До сих пор помню, как мы сидели в походящей на спальню кукольного домика комнате, и туда заявились четыре несносные девчонки. Старшей было семнадцать лет. Семнадцать! В таком возрасте стоит понимать, что такое хорошо, а что такое плохо. Но Айрис не понимала. Мерзкая, высокомерная рыжая дрянь, которая подначивала трех других, чтобы те обижали Оливию. Вот только они не знали меня, истинную дочь Кристофера Эллингтона, способного одним словом заткнуть любого.

 

Тот день стал последним, когда четыре курицы оскорбляли Оливию. Я довела до истерики семнадцатилетнюю Айрис. Ох, как же долго на меня жаловались и лили слезы! Но Гвенделин Литлвотер была умной и к тому же дружила с моей матерью. Она, конечно, догадывалась о колких ядовитых фразах, травящих Оливию, пускай та и молчала. Гвенделин Литлвотер отказалась слушать нытье. Она выставила родню за дверь и велела вернуться лишь тогда, когда научатся манерам и способностью держать язык за зубами.

 

Я обожала старую занудную даму.

К пятнадцати годам Оливия расцвела, как бутон диковинной розы. Волосы цвета грецкого ореха напоминали шёлк и никогда не кудрявились. Черт возьми! Её волосы и по сей день словно с фотографии на обложке глянцевого журнала. Зеленовато‑желтые глаза, как листочки в лучах солнца, хранили в себе глубокую доброту и веру в прекрасное. Я бы назвала её дурой с сердцем, но без мозгов.

 

Губки бантиком и нос кнопка. Единственное, что смущало саму Оли – длинный подбородок и торчащие уши. Я не видела в ней изъяна, но что поделать, девушки не умеют жить спокойно. Нам вечно что‑то не нравится. А ещё Оли комплексовала из‑за маленького роста и кликала себя «Хоббит». Многие называли её фантастическим созданием с бесом в голове.

Несмотря на ужасы, пережитые в детстве, она верила в настоящую любовь и преданность. Оли являлась самой романтичной особой, которую я когда‑либо знала, и самой плаксивой. Но именно романтичная натура принесла Оли не мало бед.

В шестнадцать лет, по мнению Оли, она повстречала парня мечты. Энн терпеть не могла этого худого напыщенного идиота и прозвала его «Тролль». Кличка подходила ему, потому что, во‑первых, он походил на тролля. Гигант с кривым носом, в огромных ноздрях которого всегда торчали волосинки, а порой и засохшие сопли. Со сгнившими здоровенными зубами. С мелкими бегающими сальными глазенками. Казалось, в его взгляде читался голод, и он готов был сожрать всё, что угодно, вплоть до Оливии. Во‑вторых звали его Трой. Трой – Тролль. Как вспомню, так вздрогну. Отвратительный парень с корявыми пальцами и длинными, вечно грязными чёрными волосами. Мы с Энн пытались раскрыть Оли глаза на это чудо, но любовь зла. Так зла, что Оли вышла за него замуж.