Ведьмин дом

Осенью, тринадцатого сентября, когда мне исполнилось тринадцать лет, после празднования дня рождения в шикарном кафе мы с семьёй возвращались домой. Часы на панели папиного автомобиля показывали десять вечера. С неба потоком лился дождь, словно кто‑то, сидя на чёрных облаках, решил поразвлечься и откатить людей водой из огромного ведра. Грузные капли тарабанили по стеклам, омывали улицы и ранили пышную листву. Я сжимала в объятиях коробку с подарком и таращилась на размытые огоньки, когда вдруг приметила одинокую девочку, сидящую на скамейке без зонта.

Я закричала, чтобы папа остановился. Мама запаниковала, подумала, что со мной что‑то произошло. Килиан разрыдался и вцепился мне в локоть, а я указывала пальцем на девочку. Папа вышел из машины, минут десять сидел на корточках перед незнакомкой, а та с трудом отвечала на его вопросы. Отец вернулся к автомобилю промокший до нитки, и сказал, что следует вызвать полицию, ибо девочка не в себе и отказывается разговаривать. Тогда я выскочила из машины и побежала к ней.

 

Худая девчонка в лёгком платье и босоножках дрожала, словно куст под дождем. Её кожа казалась прозрачной и синей, как у мертвеца. Я не знала, что делать, поэтому просто протянула ей свой подарок. Позади послышались голоса родителей, но они решили не подходить. Я присела на скамейку, сняла с себя плащ оттенка спелой вишни и перекинула его на плечи девочки, а та держала коробку и молчала.

– Как тебя зовут? – спросила я, а голос утопал в лужах. – Где твои родители? Ты потерялась? Где ты живёшь? – я закидала её вопросами.

 

– Я. Эмм. Я Анна Хардман, – она наконец заговорила.

 

– Я Кира Эллингтон, а вон мои мама и папа. Ещё в машине сидит мой брат Килиан. У меня сегодня был день рождения. Хочешь поехать с нами? – я говорила все подряд, а потом умолкла.

 

Вспомнила. Детей учат, что нельзя разговаривать с незнакомца и тем более идти за ними. Черт, я, наверное, выглядела как маньяк. И родители тоже.

 

– Хочу, – внезапно ответила Анна. Видимо, её мама не учила тому, чему учила моя.

 

– Папа! Папа! – орала я, махая рукой. – Анна поедет с нами! – родители переглянулись и заспешили к нам.

 

– Я позвонил в полицию.

 

– Зачем? – я вскочила со скамейки и топнула ногой. – Она хочет к нам домой!

 

– Пчёлка, ей нельзя к нам домой, – тогда я не осознавала, что это уголовное преступление. – Мы подождём полицейских.

 

– Прости, Анна, – я села обратно и приобняла её.

 

– Ничего, – только и сказала она.

В тот день я узнала, где жила Анна. Вместе с полицией мы отвезли её домой, где нас встретили женщина с озлобленным лицом и мужчина в слезах. Эти люди напугали меня. Но больше всего меня напугал взгляд Анны. В нем читался истинный страх, походящий на чёрную бездну, которая захватила Анну в плен и пожирала изнутри. Никогда не видела такого ужаса в глазах ребёнка. Этот ужас заметил и отец, отчего всю ночь просидел в моей комнате, словно страшился, что бездна доберётся и до меня.

 

Через две недели после знакомства с Анной я явилась на порог семьи Хардман. Миссис Виктория глядела на меня, как на дичь. Казалось, она готовилась напасть и откусить голову. Меня поразило, что Анна не имела друзей, не выходила на улицу и училась на дому. Может поэтому она напоминала бледную статую. Её жесты были хаотичны, а иногда она замирала и таращилась в одну точку. В такие минуты я молча наблюдала за ней, ждала, когда она поделится горем и я смогу помочь. Но Анна отбрасывала нависающую тень печали и робко улыбалась.

Однажды в гости к Анне пришли я и Оли. Мы стали близкими подругами и втроём мечтали о сказочном будущем. Оли, естественно, мечтала о любви, я желала стать адвокатом, а Анна хотела уехать подальше.

 

Помню, как мы спустились на первый этаж, и нас поджидала миссис Виктория. Она прорезала нас взглядом и обозвала мелкими шлюхами. Оли расплакалась, Энн остолбенела, а я назвала омерзительную даму старой дрянью, за что получила увесистую оплеуху. Ох, зря. Во‑первых, я укусила мать Анны за руку до крови и швырнула в неё старинную вазу, а во‑вторых, пожаловалась родителям.

 

Вечером того же дня в дом Хардманов заявились мои мама и папа с полицией. Гарри Хардман пытался решить все мирным путем, но Кристофер Эллингтон был непреклонен. Он заявил: либо Виктория Хардман Пинкертон просит у его дочери прощение на коленях, либо он напишет заявление и обязательно посадит гадину за решетку. Мой папа мог, я не сомневалась. Горделивая Миссис Виктория встала на колени, а после запретила Анне видеться со мной и Оли. Однако сложившаяся ситуация не помещала нам общаться, ведь я находила различные способы для связи с Анной.

Когда мне исполнилось четырнадцать, я потеряла Анну на год. Казалось, она умерла. Я прибегала к её дому и всматривалась в окна, пытаясь разглядеть подругу. Но той не было. Я попросила папу разузнать об Анне, а он приказал не лезть в эту семью, чем сильно обидел меня.

 

Анна появилась на моем пороге в свой день рождения. Она стояла в потрепанной одежде, с чёрным мусорным мешком, набитым чем‑то тяжёлым. В тот вечер Анна умоляла приютить её, и мои родители не сумели отказать.

 

Анна пробыла у нас неделю, не выходя из моей комнаты. На любые вопросы отвечала уклончиво, а по ночам тихо плакала в подушку. Я не понимала, что с ней происходило. На восьмой день заявился Гарри Хардман и потребовал вернуть дочь, либо он вызовет полицию. Интересное стечение обстоятельств. Он будто желал отплатить моему отцу той же монетой, вот только не мог заставить папу встать на колени, ибо Анна сама пришла в наш дом.

Гарри Хардман забрал дочь в обитель страха.

Я отправилась в университет. Оли переехала к моим родителям, а Энн убежала из дома, покинув Лондон с каким‑то парнем, и даже не сообщила, куда уехала.