Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 1
Правда, беспризорники, которых Верочка видела в детских фильмах про революцию, имели плохую рваную одежду, а её одежда была чистая и заштопанная. Если те беспризорники жили на улицах, то она – у себя дома, если у киношных беспризорников не было родителей и каждый взрослый их мог обидеть, то у Веры родители были, и они её обижали, потому что она потеряла какую‑то честь, хотя никогда её не имела.
В тот день, когда папа с Сашей уехали из дома, Вера с мамой ужинали вдвоём на кухне. Ели они в молчании, и обе смотрели в свою тарелку. Пюре с изюмом было Вериной любимой едой. Мама выливала в кастрюльку с отварной картошкой кипящий жир, в котором плавали кусочки зажаренного сала с луком, и скалкой толкла картошку. В результате получалась вкуснятина, которую девочка и называла «пюре с изюмом».
Вера съела свою порцию с удовольствием. От горячей картошки с салом пришла сытость, но ей очень хотелось ещё и радости, но радость не пришла, испугавшись маминого строгого вида.
После ужина мама привела Веру в детскую спальню и начала говорить учительским тоном. У Веры опять заболел живот, но она терпела боль и смотрела во все глаза на «чужую» маму.
– Саша признался, что трогал тебя ночью! – проговорила мама в тишине трёхкомнатной квартиры.
– Мама, а почему меня нельзя трогать? – спросила Вера, запинаясь. – Я что, такая плохая?
– Сейчас я тебе всё по порядку объясню. Ты уже достаточно взрослая, чтобы знать всё, что знают взрослые люди!
Так начала Римма беседу с дочерью о половом воспитании, не обращая внимания на вопросы дочери, перед которой на столе были разложены пластилиновые изделия.
Римма взяла двумя пальцами самый большой коричневый шарик, приплюснутый по бокам, приложила к нему два шарика поменьше и сказала строгим тоном:
– Смотри, это то, что есть у мужчин… между ног, в трусах. Это называется мужскими половыми органами.
Вера внимательно смотрела на пластилиновые шарики, и её глаза округлились в удивлении. Сочувствие к мужчинам переполнило её всю, от макушки до самых пяток. Какие безобразные «какашки» висели у них впереди уже с рождения!
– Ох, как, наверное, неловко ходить с этими мужскими п‑п‑половыми шариками, – доверчиво прошептала Вера маме, но мама не собиралась сочувствовать ни мужчинам, ни дочери, она продолжала вести познавательную беседу.
Указывая на хлебные крошки, прилепленные на кончике самого большого пластилинового изделия, мама ввела дочь в изумление. Оказалось, что эти зёрнышки попадают в живот к женщине, когда к её телу прикасаются мужчины, и из них внутри живота появляются детки.
Всё, что потом говорила мама, говорилось впустую, потому что все умственные усилия девочки сконцентрировались на этих зёрнышках, которые всё‑таки больше напоминали хлебные крошки, чем маленьких человечков.
«Саша меня касался этими противными колбасками с зёрнышками? – размышляла она серьёзно. – Касался, касался, ведь он сам в этом признался перед тем, как папа его увёз в деревню к бабушке. …Брр, как это, должно быть, противно. Конечно, теперь понятно, почему у меня болит живот, потому что у меня в животе ворочается мой ребёночек. Ему у меня в животе очень темно и страшно».
В конце беседы девочка с нежностью обхватила свой животик и обратилась к маме, которая с чувством исполненного долга уже готовилась ко сну:
– Мама, я теперь стала беременная. У меня скоро родится ребёнок. …И это будет мальчик. Давай назовём его Сашей?
Вера говорила очень убеждённо, и настала мамина очередь удивляться, но это замешательство длилось недолго.
– Так, – сказала она строго, – ты эту глупость выбрось из головы, потому что это не твоё дело. Ты девочка, которая потеряла честь, и ты за это будешь наказана папой, когда он приедет домой. А теперь без лишних слов иди спать в Сашину кровать.
Папа приехал на следующий день после этого разговора о половом воспитании. Перед ужином Вера добровольно легла на ковёр и приготовилась перенести десять положенных ударов ремнём за потерю девичьей чести. Папа бил её не пряжкой, как брата, а ремнём, но бил с силой. Вера не плакала и не стонала, она хотела лишь одного – прощения и возврата к прежней жизни, возврата в своё детство, но детство к ней так и не вернулось.
Теперь Римма постоянно находилась рядом с дочерью. Она взяла отпуск на работе, чтобы оберегать Веру круглосуточно, но ей это не удавалось, дочь разочаровывала её всё больше и больше. Страх опять вернулся к Римме, и он оказался сильнее, чем любая надежда на благополучный исход исправления её испорченных детей.
Ровно через две недели после приезда папы домашнее спокойствие взорвалось от её истошного крика.
– С кем ты ходила за угол школы? Или это случилось с тобой в туалете? – выпытывала мама ужасную «правду» у дочери.
Вера не понимала, как ей надо ответить правильно, и отвечала невпопад, за это она была избита уже мамой, от ударов палкой на её теле появились болючие кровоподтёки. Потом мама успокоилась, положила палку на видное место и выключила телевизор, по которому шла развлекательная программа.
– Что разлеглась на полу? Не хочешь признаваться, будешь битой! А теперь сядь на стул и говори мне правду. Ты убегала с мальчиком за угол!
Девочка послушно кивнула.
– Он тебя трогал и надругался над тобой!
Вера опять послушно кивнула головой.
– Завтра мы пойдём в милицию, и ты там расскажешь свой позор.
– Хорошо, мама, – прошептала девочка вспухшими губами.
Довольная признанием дочери, Римма отправила её в ванну, чтобы девочка могла привести себя в божеский вид, а потом стала готовить ужин. Умытая Вера покорно сидела на стульчике рядом, хотя от запахов еды у неё ещё больше болела голова. Пришедшему с работы Володе очень не понравился несчастный вид ребёнка, и после ужина он сразу отправился спать. Вера видела, что папа устал и был рад, что её воспитанием занялась мама. Она сочувствовала своим родителям, ведь они считали её очень плохой девочкой без чести, а любить такую нехорошую девочку им было трудно. Когда и папа перестал её любить, то он уже не рассказывал ей о звёздах, о притяжении Солнца и Луны, а только вздыхал и проходил мимо.
В милицию мама привела Веру ранним утром следующего дня. На девочке было одето школьное платье, закрывающее её руки и шею, на голове до самых ушей была натянута вязаная шапочка, из‑под которой торчали две длинные косички. Каждое движение вызывало боль во всём теле, но Вера терпела, как того хотела мама.
У женщины‑милиционера, с которой мама вела беседу, были добрые светло‑зелёные глаза. Эта доброта совсем не сочеталась с её тёмно‑синей строгой милицейской формой. Милиционерша смотрела на маму с явным неодобрением, но вежливо слушала и что‑то записывала на листок. Вере так хотелось довериться этой женщине и рассказать всю правду, которую она знала, но тогда бы она предала свою родную маму, поэтому она молчала и смотрела в окно, за которым пели птицы. Втайне девочка гордилась своей мамой, сильной и умной, которая обведёт вокруг пальца любого милиционера.
Неожиданно тётя‑милиционер обратилась к самой Вере с вопросом, который та проворонила.
– Всё правильно. Всё так и было! – с готовностью ответила она на всякий случай.
– Что правильно? – милиционерша вдруг улыбнулась девочке и повторила свой вопрос: – Ты готова завтра пойти со мной в школу и показать нам мальчика, который трогал тебя в туалете?