Ветер сулит бурю
И он пошел к причудливо вырисовывавшемуся на вершине холма дереву. Туаки стоял на месте до тех пор, пока не смолкли шаги в густой траве. Потом начал уговаривать себя: «Да ничего страшного здесь нет. Посмотреть вон на сторожей, ходят себе всю ночь напролет, кругом ни души, а ничего с ними никогда не случается». И он решительно затрусил в обход острова и почувствовал большое облегчение, услышав вскоре голоса; тогда он умерил шаг и подошел к мальчикам с таким видом, будто прогуливаться по острову ночью для него плевое дело.
Мико заметил девочку по белому платью. Он подошел и сбросил на траву охапку мокрых щепок.
– Ну, как ты тут одна, боялась? – спросил он.
– Немного, – созналась девочка, и в голосе ее послышалось облегчение. – Я боялась, что вы меня здесь бросили.
– Ну что ты, – сказал Мико, – мы бы такого не сделали.
– Этот рыжий на все способен, – возразила она.
– Теперь тебе придется кое‑что нам пожертвовать, – сказал Мико.
– Что? – спросила она, и голос ее зазвенел.
– Тебе прядется расстаться с парой страничек Джеймса Стивенса, – сказал он, – костер надо разжечь, а у меня бумаги нет. Тут под деревом есть немного сухой травы, и можно наломать веток.
Он встал во весь рост и, взявшись за ветку боярышника, потянул к себе.
– Нет, нет, – забеспокоилась она, – пожалуйста, не трогай дерево.
– Да почему? – спросил Мико.
– Это не простое дерево, – сказала она.
– Опять волшебницы? – спросил, смирившись, Мико.
– Все здесь говорят, что если его тронуть, то с тобой случится несчастье, – ответила она.
– Может, все‑таки они на нас не рассердятся, если мы сломаем несколько веточек, – сказал Мико.
– Нет, не трогай его, – настаивала она, – у меня в книге есть одна или две чистые странички, сейчас я тебе дам.
И она нагнулась, чтобы вырвать их. В темноте Мико отчетливо представил себе, как ее тоненькие пальцы шарят в книге. Он снова встал на колени и протянул руку. Ее пальцы коснулись его руки, и он взял смятые странички.
Когда подошли остальные, костер уже пылал. У Мико на такие дела были золотые руки. В его набитых всякой всячиной карманах, среди рыболовных крючков, веревочек, медных монет и прочей ерунды, всегда хранились одна‑две спички.
Что касается топлива для костра, то вклад Питера и Томми оказался до крайности ничтожным.
– Такая темень стоит, – сказал беспечно Питер, – надо иметь глаза, как у мухи, чтобы что‑нибудь разглядеть при таком освещении.
– Слава Богу, ты, кажется, не очень надрывался и не портил себе зрение, – сказал Мико, – а то страшно подумать, что бы стало с миром, если б он лишился твоих глаз? С тем, что у нас есть, мы и десяти минут не протянем.
– Друг мой, – сказал Питер, вытаскивая из кармана отцовский рыболовный нож (это был всем ножам нож. Он мог выпотрошить любую рыбу и отрубить ей голову, в случае крайней необходимости мог выполнять роль остроги, а также открыть лимонад или, что еще существеннее, вытащить пробку из бутылки с пивом – необходимой принадлежности каждой рыбалки), – вот тебе дерево и вот тебе нож. – И он дотянулся до ветки и повис на ней.
– Нет, нет! – закричала девочка, вскакивая на ноги и протягивая к нему руки. – Не делай этого. Ты сам не знаешь, что может случиться.
– Да чего ты? – спросил Питер, и тут ветка обломилась с каким‑то рыдающим звуком.
– Ну вот, добился! – воскликнула девочка.
– Чего? – поинтересовался Питер.
– Ужасного, – сказала девочка, – себя ты погубил, вот что!
– Послушайте, – обратился Питер к остальным. – Она что, не в себе?
– Вот увидишь, – сказала девочка.
При свете костра глаза ее казались огромными. Она все смотрела на него, как будто ждала, что его тут же поразит громом небесным (или адским – по усмотрению волшебниц).
– А, вот в чем дело! – сказал Питер, наступая на ветку. – Опять нечистая сила.
– Черт возьми, – испуганно проговорил Туаки, – может, не надо было тебе этого делать.
– Чепуха! – сказал Питер и с победоносным видом разломал ветку. – Нам нужен костер. Вот дерево, а ведьм святой Патрик изгнал из Ирландии вместе со змеями.
Он швырнул ветку в костер, и оказалось, что она великолепно горит. Время от времени она вспыхивала, и пламя жадно лизало тоненькие веточки, и шипы, и начинавшие уже краснеть ягоды.
– Вот видишь, – сказал ласково Мико девочке, – ничего и не случилось.
– Я знаю, что с ней такое, – сказал Питер, садясь на камень, – нездоровое увлечение «Кельтскими сумерками»[1]. Если она и дальше будет так витать в облаках, то погибнет, не дожив до семнадцати лет. Сколько тебе сейчас? – неожиданно спросил он.
– Не твое дело, – ответила она.
– Что бы нам пока придумать? – сказал Томми. – Про привидений, что ли, будем рассказывать?
– Ой, нет, не надо, – взмолился Туаки, пододвигаясь поближе к Мико, – я про них уже довольно от бабки наслушался.
– А почему бы тебе не почитать нам немного? – сказал Томми. – И время пройдет скорее, и мы отвлечемся от мыслей о том, что нас ждет дома.
– Что ж, я, пожалуй, почитаю, если только он будет молчать, – сказала она.
– Это я беру на себя, – проговорил Мико, подняв большущий кулак так, что на него упал свет от костра. – Вот я его чем успокою, если он только попробует разинуть пасть.
Питер рассмеялся:
– Ладно, я буду молчать. Ей‑ей, буду.
Книга называлась «В стране юности». Она открыла ее и начала читать, и вскоре слушатели совсем притихли, а еще немного погодя девочка и сама начала запинаться и в конце концов тоже умолкла. И тогда вокруг них воцарилась тишина, нарушаемая только порывами ветра, от которого уже начал тяжело вздыхать океан, да ударами волн о скалы, раздававшимися все чаще, становившимися все громче. В ушах у них продолжали звучать ее слова о человеке, покачивающемся на виселице на вершине горы, и о том, как был найден ход в подземелье, и о юноше, ушедшем в страну неведомых людей, которые появлялись молчаливыми тенями из своего призрачного царства, погребенного в недрах земли, появлялись затем, чтобы разграбить мир. Все были подавлены. При создавшихся обстоятельствах трудно было выбрать более неудачный сюжет. Хладнокровный Мико и тот приуныл. По наивности он принял все за чистую монету. Здесь, в мерцающем свете костра, когда кругом плясали колеблющиеся тени, казалось, что все это проходит прямо у тебя на глазах. Нарушил молчание Томми.
[1] «Кельтские сумерки» – сборник рассказов и эссе Уильяма Батлера Йейтса, основанных на фольклоре. В переносном смысле «кельтские сумерки» – время упадка национальной культуры Ирландии, поиски силы лишь в возрождении забытого наследия прошлого.
