Влюбленные женщины
– Да, не боюсь, – упорствовала она. – Не боюсь всего остального. Но черные тараканы – брр! – Она содрогнулась от отвращения, словно сама мысль о них была непереносима.
– Вас страшит сам вид черного таракана или же вы боитесь, что он может укусить или принести еще какой‑нибудь вред? – спросил Джеральд с дотошностью подвыпившего человека.
– А они еще и кусаются? – испугалась девушка.
– Гадость какая! – воскликнул Холлидей.
– Не знаю, – ответил Джеральд, обводя взглядом столик. – Кусаются ли черные тараканы? Не суть важно. Боитесь ли вы укуса или у вас к ним метафизическая антипатия?
Все это время девушка не сводила с него замутненного взгляда.
– Они гадкие, ужасные, – вскричала она. – От одного их вида у меня мурашки бегут по коже. Уверена, я умерла бы, если б на меня заполз хоть один. Не сомневаюсь.
– Надеюсь, что нет, – шепнул молодой русский.
– Говорю тебе, Максим, умерла бы, – настаивала девушка.
– Ни один из них никогда не приблизится к вам, – сказал Джеральд, сочувственно улыбаясь. По‑своему он понимал ее.
– Это метафизический страх, как называет его Джеральд, – заметил Беркин.
Возникла неловкая пауза.
– И больше ты ничего не боишься, Минетта? – спросил молодой русский тихим голосом хорошо воспитанного человека.
– Почти ничего, – сказала она. – Кое‑что меня пугает, но это совсем двугое. Квови я не боюсь.
– Не боишься крови? – воскликнул молодой человек с одутловатым и бледным насмешливым лицом. Он только что подсел к столу и пил виски.
Надувшись, Минетта бросила на него недовольный, совсем не красивший ее взгляд.
– Неужели ты действительно не боишься крови? – настаивал тот, широко усмехаясь.
– Да, не боюсь, – заявила она.
– А ты видела кровь где‑нибудь, кроме как в плевательнице дантиста? – продолжал подначивать ее молодой человек.
– Я говорила не с тобой, – высокомерно отозвалась девушка.
– Но ответить, надеюсь, можешь? – сказал он.
Вместо ответа она неожиданно вонзила нож в его пухлую, белую руку. Молодой человек вскочил со своего места, грязно выругавшись.
– Вот сразу себя и показал, – презрительно заметила Минетта.
– Пошла ты к черту! – Стоя у столика, молодой человек злобно смотрел на девушку.
– Немедленно прекратите, – приказал Джеральд, повинуясь внутреннему инстинкту.
Молодой человек продолжал стоять, глядя на девушку сверху вниз с презрительной насмешкой; на одутловатом, бледном лице появилось выражение неловкости и страха. Рука окрасилась кровью.
– Какой ужас! Сделайте что‑нибудь! – завизжал Холлидей, отворачивая вмиг позеленевшее лицо.
– Тебе нехорошо? – поинтересовался участливо молодой человек. – Тебе нехорошо, Джулиус? Не обращай внимания, парень, ничего особенного не произошло. Не доставляй ей удовольствия, пусть не думает, что совершила подвиг. Не доставляй ей такой радости – ведь именно этого она и хочет.
– О‑о! – визжал Холлидей.
– Его сейчас вырвет, Максим, – предупредила Минетта. Учтивый русский юноша встал и, взяв Холлидея под руку, куда‑то увел. Бледный, весь съежившийся Беркин с недовольным видом наблюдал за этой сценой. Раненый молодой человек отошел от их столика, подчеркнуто не обращая внимания на кровоточащую рану.
– На самом деле он страшный трус, – сказала Минетта Джеральду. – Джулиус находится под его сильным влиянием.
– Кто он такой? – спросил Джеральд.
– Да просто еврей. Терпеть его не могу.
– Впрочем, до него нам дела нет. А вот что случилось с Холлидеем?
– Джулиус – самый отчаянный трус на свете, – воскликнула Минетта. – Стоит мне взять в руки нож, и он тут же гвохается в обморок. Он меня ствашно боится.
– Гм, – хмыкнул Джеральд.
– Они все меня боятся, – продолжала она. – Только еврей пытается хорохориться. Но он тоже большой трус: просто его волнует, что о нем подумают другие, а Джулиусу на это наплевать.
– Да уж, герои, – добродушно проговорил Джеральд.
Минетта посмотрела на него долгим, долгим взглядом. Она была очень красива, лицо ее пылало, и она была сведуща в темном, страшном знании. В глазах Джеральда вспыхнули два крошечных огонька.
– Почему тебя зовут Минеттой? Потому что ты похожа на кошку[1]? – спросил он.
– Думаю, да, – ответила девушка.
Улыбка еще сильней обозначилась на его лице.
– Действительно, сходство есть… или с молодой пантерой.
– Господи, Джеральд! – с отвращением произнес Беркин.
Оба с тревогой посмотрели на Беркина.
– Ты весь вечер молчишь, Вуперт, – слегка пренебрежительно пожурила его Минетта, чувствуя себя под защитой другого мужчины.
Вернулся Холлидей, вид у него был несчастный и больной.
– Минетта, – проговорил он, – прошу, не делай больше таких вещей. Ох! – И Холлидей со стоном опустился на стул.
– Шел бы ты лучше домой, – посоветовала девушка.
– Я хочу домой, – сказал Холлидей. – Но разве другие не идут тоже? Поедем с нами, – предложил он Джеральду. – Я буду очень рад. Поедем – прекрасно проведем время. Эй! – Он оглянулся, ища взглядом официанта. – Вызови мне такси. – И вновь застонал. – Господи, как же мне плохо! Минетта, взгляни, что ты со мной сделала!
– Ну почему ты такой идиот? – произнесла она с угрюмым спокойствием.
– Но я вовсе не идиот! Ох, как плохо! Поедем, все поедем, это будет так чудесно. Минетта, ты едешь? Что? Нет, ты должна ехать, да, должна. Что? Девочка, дорогая, ну, не надо начинать все сначала. Я чувствую себя просто… ох, как же скверно, ох!
– Тебе нельзя пить, и ты это знаешь, – холодно произнесла она.
– Говорю тебе, выпивка здесь ни при чем, виной всему твое гадкое поведение, Минетта, и больше ничего. Как мне плохо! Либидников, давай поедем домой!
– Он выпил всего один бокал, всего один, – послышался быстрый приглушенный голос русского юноши.
[1] Так звучит по‑французски слово «кошка».
