Влюбленные женщины

Построенный в георгианском стиле, с коринфскими колоннами, Бредэлби стоял среди нежно‑зеленых холмов Дербишира, недалеко от Кромфорда. Дом выходил на лужайку с подстриженной травой, на ней росли редкие деревья, ниже, в глубине тихого парка, тянулись – один за другим – рыбоводные пруды. За домом, в рощице стояли конюшни, там же были разбиты сад и огород, а дальше начинался настоящий лес.

Это тихое местечко располагалось в нескольких милях от большой дороги, в стороне от Дервент‑Вэлли и местных достопримечательностей. Как и много лет назад, дом все так же молчаливо смотрел на парк, сверкая позолотой отделки.

С недавних пор Гермиона подолгу жила в этом доме. Она с удовольствием сбегала из Лондона или Оксфорда в деревенскую глушь. Ее отец по большей части находился за границей, и Гермиона обычно жила в доме со своими гостями, которые здесь никогда не переводились, или с братом, членом парламента от либеральной партии и холостяком. Когда не было парламентских заседаний, он всегда приезжал сюда, и многим казалось, что он вообще безвылазно здесь живет, хотя на самом деле в отношении рабочих обязанностей он был очень щепетилен.

Лето еще только вступало в свои права, когда Урсула и Гудрун второй раз приехали в гости к Гермионе. Въехав в парк на автомобиле, они залюбовались лежащими в молчании прудами и колоннадой дома, который, стоя в окружении деревьев на склоне холма, весь залитый солнцем, казалось, сошел со старинной английской гравюры. По зеленой лужайке двигались маленькие фигурки – это женщины в желтых и бледно‑лиловых платьях шли, чтобы укрыться в тени огромного раскидистого кедра.

– Разве он не прекрасен?! – сказала Гудрун. – Он так же совершенен, как старинная акватинта. – В ее голосе звучало нечто похожее на возмущение, как будто это признание она делала против воли.

– Тебе он нравится? – спросила Урсула.

– Не то чтобы нравится, просто я считаю, что в своем роде он совершенен.

Сестры не заметили, как автомобиль, мигом спустившись с одного холма, въехал на тот, где стоял дом, и подкатил к боковой двери. Появилась горничная, а за ней и Гермиона, которая тут же направилась к ним, запрокинув голову и простерши руки. Она заговорила нараспев:

– А вот и вы! Как я рада тебя видеть! – Она поцеловала Гудрун. – И тебя! – Расцеловав Урсулу, она продолжала держать девушку в объятиях. – Очень устала?

– Совсем не устала, – сказала Урсула.

– А ты, Гудрун?

– Тоже нет, спасибо.

– Не‑ет, – протянула Гермиона. Она стояла, глядя на девушек, которые испытывали смущение из‑за того, что Гермиона не торопилась ввести их в дом, а продолжала разыгрывать сцену встречи прямо на дороге. Слуги терпеливо ждали.

– Прошу, – произнесла наконец Гермиона, досконально рассмотрев обеих девушек. Гудрун и на этот раз показалась ей привлекательней и красивее сестры – Урсула была более земной и женственной. Ее восхитила и одежда Гудрун. Поверх платья из зеленого поплина та надела свободный жакет в широкую бледно‑зеленую и темно‑коричневую полоску. Шляпку из светло‑зеленой (цвета свежескошенной травы) соломки украшала лента, сплетенная из черной и оранжевой тесьмы; чулки были темно‑зеленые, туфли черные. Хороший наряд – модный и в то же время оригинальный. Более обычен был темно‑синий костюм Урсулы, хотя выглядела она тоже очаровательно.

Сама Гермиона была в красновато‑лиловом шелковом платье, коралловые бусы и кораллового цвета чулки дополняли ее туалет. Однако платье было поношенным, несвежим и, можно сказать, просто грязным.

– Хотите сразу пройти в свои комнаты? Хорошо. Тогда идите за мной.

Оставшись одна в комнате, Урсула почувствовала огромное облегчение. Гермиона долго не оставляла их в покое, подробно все объясняя. Разговаривая, она стояла очень близко к собеседнику, почти прижимаясь, что стесняло физически и угнетало морально. Похоже, она всем мешала заниматься своими делами.

Обед подали на лужайке, под огромным кедром, толстые почерневшие ветви дерева почти касались земли. За столом сидело несколько человек – молодая, стройная, хорошо одетая итальянка; мисс Брэдли, тоже молодая, спортивного вида; тощий баронет лет пятидесяти, энциклопедически образованный, все время отпускавший шуточки, над которыми первый же и смеялся громким, грубоватым смехом; Руперт Беркин; и женщина‑секретарь, фройляйн Марц – молодая, стройная и хорошенькая.

Все было очень вкусно. Гудрун, которой трудно было угодить, по достоинству оценила еду. Урсуле же нравилось все – покрытый белой скатертью стол под кедром, аромат солнечного дня, вид на зеленеющий парк, где вдалеке мирно паслись олени. Казалось, этот уголок земли заключен в магический круг, вырван из мирской суеты, здесь запечатлелось восхитительное, бесценное прошлое, деревья, олени и сонная тишина.

Однако на душе у Урсулы было невесело. Разговор за столом напоминал перестрелку, частые остроты и каламбуры только подчеркивали нравоучительность реплик, хотя по замыслу должны были придать легкость критическому в целом разговору, который не бил ключом, а скорее вяло струился.

Все это умствование было чрезвычайно утомительным. Только пожилой социолог, чья мозговая ткань изрядно поизносилась и не отличалась особенной чувствительностью, был полностью счастлив. Беркин сидел как в воду опущенный. Гермиона с поразительным постоянством высмеивала его, стараясь унизить в глазах остальных. И удивительнее всего – это, похоже, удавалось: перед ней Беркин был беспомощен. Его можно было принять за полное ничтожество. Урсула и Гудрун почти все время молчали, слушая речи Гермионы, произносимые медленно и нараспев, остроты сэра Джошуа, болтовню фройляйн Марц и замечания двух других женщин.

Обед закончился. Кофе тоже подали на свежем воздухе. Все вышли из‑за стола и расположились в шезлонгах – кто на солнце, кто в тени. Фройляйн ушла в дом, Гермиона взяла в руки вышивание, юная графиня углубилась в книгу, мисс Брэдли плела корзинку из травы, и так, неспешно работая и ведя неторопливый и даже в какой‑то степени интеллектуальный разговор, они проводили на лужайке этот восхитительный день только что начавшегося лета.

Неожиданно раздался звук тормозов. Хлопнула дверца автомобиля.

– Это Солси, – послышался голос Гермионы, ее забавная певучая интонация. Отложив рукоделье, она встала и пошла по лужайке, скрывшись за кустами.

– Кто это? – поинтересовалась Гудрун.

– Мистер Роддайс, брат мисс Роддайс. Думаю, это он, – сказал сэр Джошуа.

– Да, Солси – ее брат, – подтвердила маленькая графиня, оторвавшись на секунду от чтения только для того, чтобы подтвердить эту информацию на своем слегка гортанном английском.

Все выжидали. И тут из‑за кустов показалась высокая фигура Александра Роддайса, он шел к ним широким шагом, как романтический герой Мередита, вызывающий в памяти Дизраэли. Тепло со всеми поздоровавшись, он тут же взял на себя обязанности хозяина, легко и непринужденно оказывая знаки внимания гостям Гермионы. Он только что приехал из Лондона, прямо из парламента. На лужайке на какое‑то время воцарилась атмосфера палаты общин: министр внутренних дел сказал то‑то, а он, Роддайс, думал то‑то, о чем не преминул сказать премьер‑министру.