Во власти Великого Архитектора
– Да, я тоже так предположил…
– А дальше – что‑то про терновый венец, – не выдержала она и перебила меня.
– Точно! «Plectentes spineam coronam», – прошептал я. – Как же я сам не догадался. Ведь Питер на карте отметил «Нотр‑Дам‑де‑Пари». Именно там хранится эта реликвия последние два столетия.
– Надеюсь, нам не придется грабить святыню? – удивленно взглянула на меня Лисса, изогнув бровь.
– Не будем торопить события… Я очень надеюсь, что Беккер объявится сам и все объяснит.
Пока мы беседовали, в дверь постучал официант, принесший наш ужин. Естественно, никто из нас не притронулся к еде, и мы просидели за документами почти до утра.
Позже я разместился в кресле и задремал. Мне снился друг. Он звал на помощь, находясь в темном длинном тоннеле. Я уверенно шел на свет, но вдруг он стал таким ярким, что ослепил меня. Я резко распахнул веки и понял, что солнце уже давно встало, а его лучи, пробиваясь через окно, заливали все вокруг ослепительным светом.
– Ты так и не отдохнула? – спросил я Лиссу, застав ее врасплох у открытой шторы, после бессонной ночи, проведенной за кропотливым трудом.
– Я вас разбудила? Простите, – смущенно пробормотала она. – Пришлось повозиться, было много работы, – добавила девушка, забавно потягиваясь и разминая затекшую шею.
Я быстро встал и отправился в ванную, чтобы умыться и привести себя в божеский вид. Затем сменил халат на приличный костюм и вышел из спальни.
Дочь Беккера сидела на прежнем месте. Не дав перевести дух, она сразу протянула листок и начала что‑то объяснять мне, как маленькому.
– «Crucis» и «clavos ianuarum», – произнесла девушка чуть громче обычного. – Здесь речь идет о гвоздях и кресте, а еще упоминается какая‑то древнеримская базилика.
– Базилика? Где‑то я это видел. Надо взглянуть на карту, – сказал я, открыв схему товарища, и начал ее бегло просматривать, пока не нашел то, что искал. – Действительно, твой отец отметил Рим с пометкой «храм Санта‑Кроче‑ин‑Джерусалемме».
– И правда! Как мне это сразу в голову не пришло? – воскликнула Лисса. – Ведь там хранится сразу несколько христианских реликвий!
– Части Животворящего Креста, шипы из тернового венца и один из гвоздей, которыми тело Иисуса было прибито к кресту, – перечислил я, чувствуя, как перехватило дыхание.
– Но самое интересное здесь, – она загадочно посмотрела на меня.
– О чем ты?
– Даже не знаю, как сказать, – Лисса пробежала глазами по строчке, по привычке прикусив губу. – «Secundo adventu Iesu Christi»… Вам это о чем‑нибудь говорит?
– Не может быть… Еще как говорит. Это означает «второе пришествие Иисуса Христа».
У меня в голове тут же возникли пугающие догадки, в которых я боялся признаться даже себе самому. По лицу девушки понял: она тоже что‑то подозревает. Но больше всего пугало другое – разобраться во всем этом будет непросто.
– Ты вчера так ничего и не съела, – сменил я резко тему разговора.
– Спасибо, я не голодна. Разве что кофе.
– Сейчас закажу.
За завтраком я вспомнил, что из‑за меня Лисса сорвала свои планы.
– Ты говорила, что у тебя сорвалась какая‑то встреча?
– Пустяки, ничего серьезного. Поиски отца и разгадка его секретов – сейчас важнее всего.
Я чувствовал, что она держится из последних сил, переживая за Питера. Порывшись в самых дальних уголках памяти, я вспомнил, как мы весело проводили время втроем. Нашей традицией была игра в «Монополию». Ни я, ни Беккер никогда не поддавались Лиссе, но при этом она почти всегда честно выигрывала. Не знаю, как ей удавалось облапошить двух взрослых мужчин, но делала она это виртуозно.
Девушка снова вернула меня к реальности, явно настроенная продолжить расследование.
– «Hastam», – заглянула она в свои вчерашние заметки. – Кажется, это «копье».
– Копье? – не сразу сообразил я.
– Именно. В одном из писем часто упоминается это слово, – передала она мне дневник, чтобы я убедился в этом лично.
– По всей видимости, речь идет о пике Лонгина, – просмотрев записи, отметил я и, к своему удивлению, понял, что произнес это вслух.
– То, которое называют «Копьем Судьбы» или «Копьем Христа»?
– Да, – поразился я познаниям Лиссы. – Согласно Евангелию, именно этим копьем римский воин пронзил ребро Иисуса.
– И где же оно сейчас?
– На самом деле, точно не знает никто… Существует как минимум три копья. Одно хранится в Ватикане, другое – в Грузии, в старинном монастыре. Но, по всей видимости, твой отец склонялся к версии, что настоящее находится в Вене, в Хофбургском дворце. По крайней мере, именно это место он отметил на карте, – я указал на пометку в углу схемы и передал ее Лиссе.
Поняв логику Питера, я наконец сложил два и два. Стало ясно, что он отметил места хранения всех важнейших христианских реликвий. Чтобы проверить свою догадку, я взял листок с переводом у девушки – и мои предположения подтвердились.
Она заметила мое озарение, устроилась рядом и с интересом начала наблюдать за тем, что я делаю.
– «Sanguine Christi», – произнесла Лисса, проведя пальцем под строкой, которую я читал еле слышно. – Здесь явно говорится о крови Христа. Вы что‑нибудь об этом знаете? – в очередной раз отвлекла меня она от размышлений.
– Я бы сказал, что видел ее собственными глазами… Это было в прошлом году, когда мы со студентами были на экскурсии в Брюгге, – пояснил я, увидев крайнее удивление на лице дочери Беккера. – Мне показалось, что ученикам будет полезно расширить кругозор, – улыбнулся я своим мыслям.
– Вы хороший педагог, – одобрительно кивнула моя собеседница. – Вот бы и мне посетить ваши лекции! – явно польстила мне Лисса. – Но как же она сохранилась?
– Со времен Второго крестового похода кровь Христа находится в одноименной базилике в Бельгии, – продолжил я, подпитывая интерес гостьи к истории. – Согласно Новому Завету, Иосиф Аримафейский собрал ее с тела Иисуса собственной одеждой. Затем этот клочок ткани сохранили как величайшую святыню, поместив в специальную колбу.
– В такое сложно поверить, – скептически отнеслась к рассказу она. – Но какие есть доказательства? Ее подлинность установлена?
– О таких вещах мы с тобой не можем судить, хотя Католическая церковь и миллионы людей свято в это верят.
– Ну что ж, возможно, и я поверю, если увижу ее собственными глазами. А вы сами‑то верите? Или вы, как и мой отец, циник и нигилист? – с толикой некой надежды взглянула девушка на меня.
