Во власти Великого Архитектора

На следующий день я проспал почти до обеда, пока меня не выдернул из царства Морфея навязчивый звук. Это был мой мобильный. Посмотрев на экран, я обнаружил больше десяти пропущенных вызовов от Лиссы. В этот момент в номер несколько раз постучали. С ледяным спокойствием я лениво набросил поверх пижамы халат и побрел открывать дверь.

На пороге меня ожидала недовольная дочь Беккера. Она с претензией смотрела на меня. По лицу девушки было понятно – она мной недовольна.

– Вот, держите! – строго сказала Лисса, протянув мне какую‑то бумажку.

Не дожидаясь приглашения, пока я приходил в себя, гостья быстро прошмыгнула в комнату. Спустя мгновение я понял, что держу в руках письмо от Питера. По привычке я достал очки и начал читать, нервно меряя шагами помещение. Вот что приятель писал своей дочери:

«Дорогая, Лисса! Моя милая девочка, я так сожалею, что не могу тебе все объяснить. Знаю, как ты сильно переживаешь. Однако со мной все в порядке. Надеюсь, вы уже встретились с профессором Гренелем. Я почти в этом уверен, ведь он никогда бы не бросил нас в беде. Ты должна будешь кое‑что сделать. Найди моего ученика по имени Фабрис Дюпон. Он в курсе происходящего и точно поможет. Его адрес: de la Reynie, 27, 86. Паскалю скажи, чтобы меня не искал. Я сам выйду на связь. И попроси у него прощения за то, что втянул во все это. С любовью, отец».

– Надеюсь, этот студент прояснит ситуацию, – промолвила Лисса, когда я дочитал письмо и отложил листок в сторону.

– Если только он и сам не в бегах, – сипло отозвался я, теряясь в догадках.

– Значит, нужно отправиться к этому Дюпону прямо сейчас, – приказным тоном отчеканила девушка, собираясь на выход. – Буду ждать вас в холле, – добавила она, видя, что я еще не готов.

– Хорошо. Только сначала мы заедем в Национальный архив.

– А это не может подождать? – с неодобрением покосилась на меня Лисса.

– Это связано с нашим расследованием, – объяснил я.

– А почему не в библиотеку отца? У него отличная коллекция, – с сарказмом процедила она.

– В коллекции Национального архива собрано самое большое количество старинных рукописей и фолиантов, которых точно нет в обычной публичной библиотеке и уж тем более в кабинете Питера.

– Как скажете, – согласилась девушка после короткой паузы. – Тогда я вызову нам такси, – бросила она, покидая мой номер.

Я наспех натянул вельветовые брюки и клетчатую рубашку. Захватив лишь самое необходимое, я уже через десять минут сидел в машине, мчавшейся по городским улицам мимо офисных зданий и магазинов.

В воздухе пахло летом, а на улице стояла невыносимая жара. В парках сновали влюбленные парочки, неспешно прогуливавшиеся вдоль аллей, и туристы, которые, разинув рты, глазели по сторонам.

Из окна авто доносился запах сладкой выпечки и дорогих духов. Кстати, о парфюме: у Лиссы он был с тонкими нотками нежных цветов. На этот раз на ней было бледно‑розовое платье, которое ей несомненно шло. Простенький образ дополняла соломенная шляпка, слегка великоватая для нее.

С присущими ей грацией и шармом девушка наблюдала за прохожими. И я поймал себя на мысли, что у нее, наверное, нет отбоя от поклонников. Но спрашивать о личном не стал, решив, что это неуместно.

Мы довольно быстро добрались до архива, и я отметил, что в будний день там было не слишком людно. В основном в читальном зале сидели абитуриенты, которые без особого энтузиазма штудировали пособия в надежде поступить в лучшие вузы страны.

В помещении было тихо и душно, как и во многих библиотеках. Однако это не могло скрыть от меня красоты интерьера. Под сводчатыми арками галереи сияли великолепные витражи. В этом месте я чувствовал себя как рыба в воде, а от количества книг захватывало дух.

– И что нам здесь нужно? – спросила дочь Беккера, придерживая меня под локоть, когда мы свернули в отдел литературы XVIII века.

– Что‑то, что прольет свет на причастность известных деятелей культуры к масонскому ордену.

Спутница посмотрела на меня недоверчиво, но не стала задавать лишних вопросов.

– Тогда нам нужно пройти в соответствующую секцию, где собраны все материалы за нужный период, – предложила она и я согласился.

Надо сказать, что парижский Национальный архив казался огромным лабиринтом, и найти в нем что‑то конкретное было непросто. Мы долго рассматривали полки, изучая корешки книг, пока Лисса меня не одернула.

– Вот, смотрите, – указала она на старинное издание под названием «Мистификация, масоны и эзотерика XVIII века».

– Думаю, подойдет, – кивнул я и доставал со стеллажа тяжелую, изрядно потрепанную книгу.

Мы присели друг на против друга за ближайший столик с торшером. Пока девушка следила за обстановкой, я пролистывал фолиант в надежде обнаружить что‑то стоящее. Наконец, спустя полчаса, мне посчастливилось наткнуться на нужную запись. В ней говорилось следующее:

«Поскольку Гёте был членом «Баварских иллюминатов», тесно связанный с ним духовно Моцарт тоже подозревался в связях с сообществом. Тайное братство, основанное в 1776 году Адамом Вейсгауптом, ставило своей целью строительство «нового Иерусалима». Все его участники были приверженцами деизма – философского направления, которое признаёт существование Бога, но отрицает большинство сверхъестественных и мистических явлений.

Вейсгаупт рассчитывал создать организацию на базе масонских традиций, но позже отказался от этой идеи, сочтя масонские тайны слишком доступными. Он верил, что настанет день, когда человек обретет способность управлять собой в любых обстоятельствах, никому не вредя и творя лишь добро.

Адам стремился к восстановлению естественной религии и распространению морали, которая побуждала бы людей учиться владеть собой. Проповедуя такой образ жизни, он надеялся привести человечество к состоянию полной свободы и равенства».

– И как это должно нам помочь? – спросила Лисса, заглядывая в текст через мое плечо.

Я резко дернулся от испуга, не заметив, как она бесшумно подкралась и какое‑то время за мной наблюдала, почти не дыша.

– Насколько помню, – начал объяснять я. – Вейсгаупт неоднократно критиковал католическую церковь, обвиняя ее в лицемерии. Кроме того, он пытался освободить общество от суеверий и предрассудков.

– Но, по‑видимому, у него ничего не вышло?

– Его неоднозначные высказывания почти стоили ему академической карьеры. Именно тогда Адам понял, что бороться в открытую с «врагами разума» невозможно.

– Да уж! Смелости ему не занимать. Но, если Гёте был членом общества «Баварских иллюминатов», то, как же со всем этим был связан Моцарт?

– В орден иллюминатов нельзя было вступить просто так. Поэтому его, скорее всего, пригласили. Возможно, мы найдем ответы на многие вопросы в их переписке.

– В какой еще переписке? – с удивлением переспросила девушка, сведя брови домиком.