Во власти Великого Архитектора

– Ах, точно! Профессор! – до Фабриса начала доходить суть происходящего. – Может быть, чаю или кофе? – промямлил он неуверенно.

– Два кофе сойдет, – ответила Лисса, сделав заказ за меня.

Пока Дюпон возился на кухне, мы с Лиссой принялись изучать его пристанище. Оно, как и его хозяин, не отличалось яркостью: стерильно‑белые стены, в углу – башни из книг, подпиравшие потолок, на окнах – угрюмые шторы с загадочным абстрактным узором.

Центром всего помещения было рабочее место: длинный металлический стол, заставленный современной техникой. Спал Фабрис, как я понял, на раскладном диване, который уже был собран к нашему приходу. На нем мы и устроились.

Вернувшись, парень расставил перед нами две кружки, от которых поднимался ароматный пар.

– Так, ты знаешь, где мой отец? – хищно прищурилась Лисса, оглядев студента с головы до пят.

Юноша, уже привыкший к напору незваной гостьи, немного расслабился, расправил плечи и наконец заговорил:

– В последний раз, когда мы виделись, он сказал, что поедет в Руан.

Мы с девушкой переглянулись, отнесясь скептически к услышанному.

– Что ему там понадобилось? – не давала бедному парню спуску Лисса. – И почему о своих планах он поставил в известность только тебя? – она пристально взглянула ему в глаза, словно пытаясь заглянуть в самую душу.

Девушка была чертовски убедительна, хоть и играла без правил. Впрочем, я не мог не отметить, что ее чувства были подлинными – тревога и нетерпение читались в каждом жесте.

– Поверьте, я не мечтал оказаться во всем этом замешанным, – смущенно буркнул молодой человек.

– Мы тебе верим, – ободряюще кивнул я, стараясь придать парню уверенности.

– Все началось с поездки профессора в Вену. Там он читал лекции в университете, – Дюпон перевел дух и снова продолжил. – Из его слов я понял, что он специально планировал посетить места, связанные с Моцартом. Он побывал в доме‑музее композитора, а потом отправился в собор Святого Стефана, где тот работал. Спустившись в катакомбы, где находится подземное кладбище, Питер случайно наткнулся на какой‑то тайник. В нем он и обнаружил пачку писем и дневников.

– Так они все‑таки принадлежали Моцарту? – вспыхнула Лисса, наивно полагая, что подбирается к разгадке.

– Да, то есть нет… Текст явно принадлежит не Моцарту. Мы сравнивали почерк и пришли к выводу, что автор – Гёте. Это были его письма к Моцарту. Оба, конечно, прекрасно знали латынь. Что до стенографии… – Фабрис нервно сглотнул, – не уверен, но возможно: метод как раз получил распространение в конце XVIII века.

Я видел, как дочь Беккера ловила каждое слово, хватаясь за новую информацию, как утопающий за соломинку.

– Хорошо… допустим, отец и вправду нашел настоящие артефакты? Из‑за них его теперь преследуют? Кто эти люди? – не унималась она, испепеляя юношу грозным взглядом.

– Не знаю, – взвыл парень, хватаясь за голову. – Могу сказать одно: эти люди очень влиятельны.

– Но как отцу удалось найти эти бумаги? Неужели за двести лет их никто не обнаружил? – искренне удивилась девушка.

– Видимо, никому не приходило в голову исследовать подземное кладбище, – предположил Дюпон. – Большинство захоронений там датируются XVIII веком. С тех пор туда наведываются разве что посетители с крепкими нервами.

– Это точно не про меня, – поморщилась Лисса. – Но почему именно Руан? И зачем отец поехал туда один? – она металась из угла в угол, снова ставя бедного юношу в неловкое положение.

В комнате повисла гнетущая тишина.

– В письмах Гёте мы нашли упоминание об астрономических часах в Нормандии. Больше я, к сожалению, ничего не знаю, – заверил Дюпон. – Профессор не пожелал вдаваться в подробности и, как я понял, не рискнул привлекать меня к дальнейшим поискам, сочтя это опасным.

– Он после этого связывался с тобой? – спросил я, рассчитывая на положительный ответ.

– Нет, – совсем поник парень. – Но надеюсь, что с ним все в порядке, – словно озвучивая мысли вслух, пробормотал он неуверенно.

– А что насчет посланий, зашифрованных стенографией? – я передал Фабрису конверт, который накануне мне вернула на хранение Лисса. – Вы с Питером смогли их расшифровать?

– Да, у нас получилось. У меня есть все записи, сейчас покажу.

Он скрылся на кухне, а мы устремились за ним. Помещение площадью всего в несколько квадратных метров освещала одинокая лампочка, свисавшая с потолка. В ее тусклом свете я с трудом разглядел маленький угловой диван и обеденный стол. Напротив скромно ютились небольшой холодильник, плита и рукомойник.

Парень присел на корточки и начал шарить в духовом шкафу. Я мысленно отметил, что это отличный тайник. Мне бы и в голову не пришло прятать что‑то в таком месте, а уж тем более – там искать.

Дюпон извлек оттуда небольшой сверток, бережно завернутый в бумагу, и почти молниеносно протянул его мне – руки студента при этом слегка дрогнули. Похоже, он побоялся вручать такое сокровище моей спутнице, движимый инстинктом самосохранения.

Я велел молодым людям вернуться в комнату, залпом осушил стакан прохладной воды и, снова устроившись на диване, вскрыл сверток. «Труды Беккера» оказались самой обычной тетрадью. Вот что ему удалось расшифровать из первого письма:

«Дорогой друг А, прошу прощения, что долго не мог найти времени для встречи. Я был поглощен весьма важными делами. Я получил твое последнее письмо и чувствую, что должен перед тобой объясниться. Я искренне ценю твой интерес к делам нашей ложи и прошу тебя довериться мне – я не способен навредить ни тебе, ни кому бы то ни было.

Наша цель высока: мы стремимся сделать мир лучше и дать надежду всему человечеству. Тебе нечего бояться. Наши ряды пополняются с каждым днем, и вскоре мы обретем еще больше соратников. К нам уже примкнули князь Нейвид, герцоги Эрнест II Готский и Карл Август Веймарский, а также Иоганн Генрих Песталоцци. Надеюсь, что в скором времени и ты решишь присоединиться к нам. С наилучшими пожеланиями, твой верный товарищ В».

Прочитав послание вслух, я взглянул на Лиссу, которая все это время слушала меня с большим вниманием. Та, в свою очередь, перевела возмущенный взгляд на парня, с вызовом требуя объяснений.

Фабрис понял, чего от него ждут и принялся комментировать:

– Мы с профессором Беккером пришли к выводу, что Гёте всячески пытался приобщить Моцарта к тайному обществу иллюминатов.

– Думаешь, он его завербовал? – спросила в ужасе девушка, инстинктивно схватив меня за предплечье.

– Судя по переписке, это более чем вероятно. Они много лет тесно общались и были близки.

– Но почему вы с отцом так уверены, что письма действительно принадлежат именно им?

– Все просто! Заглавные буквы означают первые в их именах. «А» – значит Амадей, «В» – значит Вольфганг, – произнесли мы с Дюпоном почти в один голос.

– Сколько же всего высокопоставленных лиц входило в это общество?! А ведь они могли устроить настоящую революцию. Или устроили? – срывающимся голосом спросила Лисса и повернулась ко мне, выжидая ответа.

И я дал ей то, чего она так ждала: