Вредина для Майора

Атмосфера вокруг разом меняет оттенок на серебро дождевых облаков, и как будто даже веет сырым холодом. Вера Павловна смотрит на меня оценивающе‑пренебрежительно: вот ей как раз фиолетово, чья я дочь. В ее глазах я – малолетняя выскочка, решившая от безделья податься в серьезную профессию, где таким, как я, естественно, не место.

– Доброе утро! – растягиваю губы в искусственной улыбке и чуть вздрагиваю, когда за спиной с громким хлопком закрывается дверь, – Игорь Сергеевич сказал, что вы все знаете и без труда оформите все нужные документы.

– Садись.

Цербер! Хранительница артефактов в гробнице фараона!

От ее взгляда, голоса, манеры общения внутренности прошибает ледяной озноб. Сглатываю дискомфорт, аккуратно садясь на краешек указанного стула, складываю руки на коленках, словно прилежная воспитанница пансиона благородных девиц, и почти не дышу. В кабинете повисает прямо‑таки звенящая тишина, и лишь скрип перьевой ручки нарушает его противным звучанием какой–то безысходности. Чувство, что здесь не папа генерал правит бал, а она.

Время словно замирает, и пять минут растягиваются в час, день, сутки…

– На! – Она небрежно подает мне документы. Я поднимаюсь и подхожу к ее столу. – Здесь, – тычет указкой в строку, – подпись и дата.

Растерянно ищу глазами ручку, и после недовольного вздоха Цербер сама подает мне пишущий предмет. Быстро ставлю закорючку, даже не читая; моя оплошность, и очень серьезная, но задерживаться в этом склепе более пары секунд я не желаю. Получаю какую‑то корочку и, словно пробка из встряхнутой бутылки шипучки, вылетаю за дверь, по пути прощаясь и мысленно надеясь как можно реже с ней сталкиваться.

– Эй, ты куда? – ловит меня за руку тот же парень, который привел к этой мегере. – Тебе же в отдел к Майорову, а это в другом направлении.

– Да? Спасибо! – тараторю и разворачиваюсь к нему спиной. – А куда? –Беспомощно оглядываю длинный коридор с кучей дверей и, как назло, пустой, будто и не будний день вовсе.

– Пойдем. – Мой провожатый выходит вперед и уверенно направляется к лестнице.

– Все управление в курсе, да?

– Конечно. – Он с трудом скрывает усмешку. – Парни еще и ставки ставили, кому в отдел привалит такое счастье.

– Чего?! – Спотыкаюсь на ступеньки от такого хамского откровения. – И как это понимать?! – Упираю руки в бока, склоняю голову набок и чуть ли не молнии глазами высекаю.

Оцепенение после встречи с Цербером сдувает моментально. Это меня сейчас так похвалили или наоборот?!

Ответа я не получаю. Топаю с досады ногой и в отдел того самого капитана Майорова вхожу с приклеенной улыбкой девочки‑отличницы, наивной и ничего не ведающей.

Ну, здравствуйте мои дорогие! Вот она я – ваше «счастье»! Посмотрим, кто кого?

– Здравствуйте! – Я сама вежливость, от приторного звучания моего голоса аж зубы ломит.

Нестройные мужские голоса вторят мне в ответ. Окидываю взглядом собравшихся, стараясь вычислить своего временного начальника, но отчего‑то никто из трех на эту должность не тянет. Видимо, начальство задерживается.

– Я… – решаюсь все‑таки представиться и обозначить цель своего визита: мало ли, может, эти товарищи не в теме и даже не спорили на меня.

– Кость… – Один из парней окидывается на стуле и смотрит на того, кто меня сюда привел. – Вы чё, уже сами разучились принимать заявления у пострадавших? Хрена ты к нам ее привел?!

– Ну так она к вам, – тянет интригу тот самый Костя.

Не мешаю. Пускай мальчики померяются достоинствами. Подмечаю пустующий стол и прямой наводкой топаю к нему, скидывая по пути пальто.

– Здесь же свободно? – уточняю на всякий случай: не хочу никого подсидеть.

– Девушка… – как‑то устало, словно отпахал две смены на руднике, обращается ко мне тот, что отчитывал Колю.

– Анастасия, – представляюсь. – Анастасия Игоревна Пахомова, – добавляю и отодвигаю стул. – Ну, раз стол ничей, то временно будет моим.

И во второй раз за последние пятнадцать минут в помещении повисает звенящая тишина, с той лишь разницей, что сейчас не слышен противный скрип пишущего предмета. Но зато нецензурные словечки, произносимые шепотом и с толикой раздраженности, шипением заполняют пространство. Возникшую паузу разрушают звуки открывающейся двери, уверенные тяжелые шаги и громкий выдох, сдерживающий крепкое словцо, желавшее слететь с уст вошедшего.

Оторвавшись от созерцания ошалелых лиц парней, я перевожу взгляд на вошедшего и прикусываю язык. В голове моментально образовывается вакуум. Мозг отключается, и все, что получается выдавить из пересохшего горла, это приветствие.

– Доброе утро. – Сглатываю ком и пристально смотрю на своего пятничного попутчика.

Интересно, а он помнит ту поездку?

Я‑то хорошо её помню…

 

Глава 6

 

АНАСТАСИЯ

– Привет, – почти с радостной улыбкой на устах приветствую подругу, распахнувшую передо мною дверь.

Немного запыхавшись, переступаю порог Еськиной квартиры и целую хозяйку малогабаритных хором в щеку.

– Что‑то я сегодня замоталась, – жалуюсь ей, опуская свой «взмыленный» зад на невысокий пуфик рядом с дверью, – держи.

– Привет, пчелка! – улыбается она, забирая из моих обессиленных рук два пакета с различными вкусняшками. – Разувайся, мой руки и топай на кухню! –командует, уходя в сторону той самой кухни. – Так уж и быть, покормлю тебя, – снисходительно шутит, и до моего обоняния доносятся аппетитные ароматы домашней еды.

Скидываю ботинки, задвигая их под обувную полку, кряхтя, поднимаю свое тельце с такого удобного стульчика, снимаю пальто, стягиваю шапку и все это бросаю на пуф. Бреду до ванной, шаркая ногами, словно артритный старикашка. Больше, конечно, утрирую, все же я вымотана не столько физически, сколько умственно и морально. Учебный год начался всего пару месяцев назад, а преподаватели по всем дисциплинам муштруют нас, словно уже завтра госэкзамены и вручение дипломов.

Устало опираюсь на раковину, подставляю ладони под прохладную воду и бесцельно смотрю на то, как тонкая прозрачная струйка утекает в слив, унося с собой часть дневной нервотрепки.

– Эй, ты там решила вся искупаться? – стучится в дверь санузла Еся, а затем, не дожидаясь ответа, открывает ее и заходит.

Молчит каких‑то пару секунд, внимательно разглядывая мое отражение в зеркале, а затем подходит вплотную и обнимает меня со спины – крепко‑крепко, насколько это позволяет ей ее округлившийся животик.

– Лютуют? – сочувственно интересуется она.