Вторая жизнь
Красиво в июне. И сейчас я при той же погоде хорошо вижу перед собой зеленое поле аэродрома «Горелое» Тамбовского аэроклуба. Инструктор Рудольф Веселов, Таня Буйракова и «Яки», на которых летали.
Як‑18А – первая любовь. Первые взлеты и посадки, первые петли, перевороты, бочки, первый самостоятельный вылет. Незабываемый самолетный запах в кабине, первые волнения перед полетом, первые вспышки в цилиндрах при запуске. Открыт фонарь, первая волна теплого воздуха от винта, приятный, очень красивый рокот двигателя. Закрываешь фонарь и сразу успокаиваешься. Снизу на приборной доске включены необходимые АЗСы, ожили приборы. Запрашиваешь исполнительный, выруливаешь, взлетаешь и в пилотажной зоне кувыркаешься в воздухе.
Уже нормально переносишь полет, хорошо чувствуешь самолет и кричишь во весь голос на переворотах, выводишь из пикирования с перегрузкой и всем телом чувствуешь, как крылья опираются на воздух. Рука уверенно держит ручку, ноги сами держат шарик в центре, а левая рука правильно работает сектором газа.
Местность под тобой уже знакомая, уверенно строишь маршрут захода на посадку. Посадка после зоны всегда получается хорошая, уверенно заруливаешь и правильно выключаешь двигатель. Постепенно становишься летчиком: разогретый после зоны сидишь в «квадрате» и обдумываешь свои ошибки.
Над точкой Таня Буйракова. Они с подругой Люсей из Саратова почти мои землячки. Летают уже третий год. Их понемногу привлекают возить нас в зону на отработку пилотажа. Меня возит Таня. Сейчас она пилотирует над точкой на Як‑18П, отрабатывает перевернутый пилотаж. Очень красивый и серьезный самолет. Так хочется полетать на этой машине!
За радиостанцией руководитель полетами, начальник аэроклуба, в наших глазах очень древний: крестьянской внешности, лет сорока, майор Шитенков. Молча наблюдает за ней, высота небольшая, от 500 до 800 метров. Самолет звенит как гитара, особенно при выходе из вертикали на спину. И я лежу на теплой молодой траве рядом с квадратом, недалеко от радиостанции, положив под голову чей‑то парашют. Смотрю вверх на кувыркающийся ЯК и наблюдаю за представлением у меня над головой.
Вдруг непонятно: отвесное пикирование, фиксированные бочки и что‑то завертелся, крутанулся в штопоре.
– Правый штопор, правая нога, ручку на себя, левая нога, ручку нейтрально, выводи, тяни, тяни… – и говорит Шитенков все это в трубку очень спокойно и уверено. – Все нормально, левым заходи на посадку.
Вывод из пикирования метрах в пятидесяти, переходит в набор высоты, занимает высоту круга не на снижении, а в наборе, влево, вправо – Шитенков подсказывает. Красивый красный Як, наконец, успокаивается и, правильно выполнив третий, заходит на посадку. Меня до сих пор поражает такое самообладание майора.
Таня заруливает, глаза у нее красивые, выразительные, а сейчас большие на бледном лице. Никак не может справиться с замком, кто‑то ей помогает снять парашют, молча, руки не могут успокоиться. Шитенков спокойно с кем‑то разговаривает, кому‑то что‑то разрешает, занять какую‑то высоту. Таня подходит к нему, говорит заикаясь:
– Разрешите получить замечания?
Молчит, смотрит, как кто‑то пилотирует, сейчас не помню кто, уверенно носится на минимальной высоте. На вертикали фиксированные бочки, в верхней точке ранверсман, отвесное пикирование, четкие фиксации. Все‑таки это Рудольф. Красиво! Все поглядываем на Шитенкова. Он, наконец, обратил внимание на Таню, махнул рукой – садись!
Села на лавочку возле радиостанции, голову опустила, потихоньку отходит. Майор еще минут десять не обращает на нее внимания. Разговаривает с кем‑то из летчиков, видимо, ждет, когда человек остынет, до конца придет в норму. Потом передает трубку кому‑то, зовет Татьяну. Татьяна встает. Он ее отводит в сторону, что‑то говорит, показывает руками, как надо работать рулями, спокойно, без суеты. Таня слушает, кивает, начинает отходить, тоже манипулирует руками. Майор подходит, берет свой шлемофон, надевает. Я его первый раз вижу в шлемофоне, с погонами на рубашке, синие галифе, хромачи – вид сейчас у него как у персонажа Геннадия Семенихина из 44‑го! Оглянулся на Татьяну, бросил: «Поехали, девка! Полетаем!» – Люся Дымникова поморщилась.
Надевают парашюты, рассаживаются в моем Яке. Он уже готов, заправлен. Взлетают, летают над точкой.
Ну, майор! Что он творит?! Со всех фигур срывает: самолет кувыркается, сваливается в штопор. Рудольф зарулил, спрыгнул с крыла, тоже смотрит, смеется.
Потом все едем домой на зеленом автобусе. Рудольф поет – сильный голос, про какого‑то серого козла! Все дружно подхватывают последнюю строчку…
Как давно это было. С Люсей несколько раз встречались в Саратове, Актюбинске. Сейчас диспетчер, мне часто приходилось бывать в Саратове. Говорили, вспоминали. Татьяна до конца в Тамбове летала инструктором, Веселов ушел в Аэрофлот. Летал на Ан‑2.
Вот так пролетел незаметно этот час двадцать, захожу в своей Сосновке, зарулил на стоянку. Выключаю, выхожу, собираю все в сумку. Открываю капот, смотрю, отключаю аккумулятор. Капот закрыл, жду Диму. Домой – отмываться, отстирываться, отсыпаться.
