Стратегия хаоса. Выйти из пепла

Тут боковым зрением юноша заметил объект, который смотрелся в лесной чаще не так гармонично, как белка на ветке. Повернувшись, он оказался лицом к лицу с дородной девицей с растрепанной косой и красными щеками. Крестьянка стояла с открытым ртом, пялясь на него выпученными глазами. О корзинке, висевший на руке, она, видно, забыла, и ягоды просыпались на землю.

Оба замерли на несколько секунд, тупо глядя друг на друга. Рист решил, что пора нарушить затянувшуюся паузу, но на ум ничего не шло. Он промямлил, показывая на корзинку:

– У вас там падает…

Его слова потонули в реве, который вдруг вырвался изо рта крестьянки, упавшей коленями на траву рядом и кинувшей корзинку.

– О, пощади‑и‑и, великий дух леса и болота! Отпусти мать двоих детей, жену мужа‑калеки! Пропадут без меня они‑и‑и!

Рист отшатнулся от голосящей бабы. Он попытался что‑то сказать, успокоить ее, но все безуспешно. Вопли разносились по всему лесу, пугая зверьков и птиц. Только сейчас парень начал понимать, что выглядит он не то чтобы принцем на белом коне. Пакли на голове висели грязными сосульками. Одежда была не лучше – засаленная и рваная. Лицо покрывал такой слой пыли, что даже цвет кожи не разглядеть. Вылезло такое чудо прямо посреди леса, да еще и палкой острой в разные стороны машет, на зайцев и белок кидается. Можно крестьянку понять.

Баба же все продолжала голосить, что она бедная мать, правда, уже десятерых детей; вдова, видимо, в воображении похоронившая мужа; да еще и сирота в придачу. Вопли стали более лиричными, а завывания протяжными – похоже, дама стала входить во вкус.

«Пора прекращать этот спектакль», – решил Рист и рявкнул:

– А ну, тихо!

Крестьянка в ужасе отшатнулась и замолчала, продолжая, словно рыба, открывать и закрывать рот. Видимо, слова еще просились наружу, но «лесной дух» был слишком грозен, чтобы его ослушаться.

– Из какой ты деревни? Далеко она? В какой стороне? – спросил Рист, пытаясь сделать голос более мягким, и тут же пожалел, что вообще решил заговорить с ней.

– Ой, пощади‑и! – снова завизжала деваха и продолжила изливать душу о своей несчастной судьбе вдовствующей матери.

– Убедила, отпускаю! – постарался перекричать ее Рист. Баба снова замолчала, уставившись на него. – Ну, иди, иди отсюда! Я передумал тебя есть, – сурово проговорил «болотный дух».

Третий раз повторять не пришлось. Крестьянка вскочила на ноги, схватила корзинку и, размахивая ей, понеслась прямо через кустарник.

«Уфф, еле вырвалась! – думала она, пока бежала, цепляясь юбкой за кусты. – Глазищи злющие! А клыки блестят! Вот‑вот бы на куски разорвал. Чудище! Девкам расскажу – не поверят. А посохом‑то как размахивал! А маменька говорила, болотники маленькие. Вот я им всем расскажу. И Реньке тоже, пусть знает, какая у него невеста смелая! Ох, еле‑еле убежала!».

Пока баба убегала, смакуя в уме, как будет рассказывать про лесное чудище, Рист решил, что разумнее будет идти в противоположную сторону. Если он выйдет следом за девкой, в деревне его наверняка встретят как нежить – вилами и боевыми талисманами.

Поев ягоду, парень отправился по лесной тропинке, наслаждаясь легким ветерком, всевозможными оттенками зелени. Он шел уже достаточно долго, но еще ни капли не устал. Иногда останавливался, чтобы сорвать немного ягоды или орехов, казавшихся самой вкусной пищей, которую он когда‑либо ел.

Лес поредел, позволяя солнечным лучам поливать теплом цветочные поляны. Каких только красок здесь не было! Желтые пятнышки одуванчиков перемешались с нежно‑голубыми васильками и красными маками. Все цветы казались волшебным богатым ковром, устилающим землю и изливающим легкий аромат живой природы.

Рист не заметил, как его стал одолевать сон. Он наваливался волнами все сильнее и сильнее. От неожиданной усталости в глазах все расплывалось, но парень успел заметить темную фигуру, бегущую к нему, перед тем, как повалиться на мягкую траву и забыться сном.

***

Мэвел‑Темпо тщательно толок в ступке сушеные травы, превращая их в порошок. Ступка была выбита из плотного камня, а затем обожжена. Подразумевалось, что она должна служить вечно. Однако ученик Мэвела каким‑то образом умудрился отбить маленький кусочек края.

Тот мальчик попал к отшельнику случайно. Он потерялся, не смог внятно объяснить, где его дом, лишь мямлил что‑то неразборчивое. На вид ему было около восьми человеческих лет. Мальчик был очень напуган, но это не скрыло его шустрости и сообразительности, и Мэвел оставил его у себя. Он начал учить мальчишку азам магии, рун, травничества, анатомии животных и многому другому, что должен был бы знать начинающий маг и ученик Темпо.

Пацан быстро улавливал суть учений, был усидчив, когда совершал над собой усилие, и очень амбициозен. Иногда он слишком спешил, это выходило боком. Покалеченная ступка, сломанная ветка герцерберы, взорванный погреб, не говоря о побитой посуде, испорченной мебели, порванной одежде – все это было побочным эффектом обучения молодого дарования.

Мэвел старался не привязываться к ребенку, соблюдая субординацию, как полагает учителю с учеником. Однако мальчишка совершенно намертво засел в кусочке сердца отшельника. Никто из них никогда не говорил об этом, но отношение Темпо к ученику чувствовалось в искреннем ободрении, когда мальчик добивался успеха в чем‑то, мягком упреке, когда что‑то делал не так, и даже в сердитом ворчании, когда испепелялась или ломалась очередная мебель.

Около четырех лет Мэвел учил мальчишку. В чертах его фигуры появилась подростковая нескладность и угловатость, а в характере – умение ждать, когда нужно, излишняя самостоятельность и упрямство. И вдобавок собственная точка зрения, лишенная иногда логики. Если у парнишки что‑то не получалось, он впадал в крайность. То бросал все занятия, даже не пробуя заново, то, наоборот, изводил себя, пытаясь выполнить прием много часов подряд без отдыха, пока не падал от усталости.

За время жизни у отшельника мальчик многому научился и привязался к своему наставнику, которого не оставил бы и по сей день, если бы не инимы. Они пришли к Мэвелу, чтобы склонить его на свою сторону, хотя отшельник уже давным‑давно отстоял свое право быть нейтральной стороной. Он жил сам по себе, иногда помогая приходившим к нему людям, эфорам и даже некоторым инимам – далеко не все из них были воплощением жестокости и бессердечия. Но один из новых предводителей оказался излишне дерзким и недостаточно мудрым, он решил посягнуть на свободу отшельника.

Когда Мэвел понял, что идут незваные гости, он велел ученику убираться как можно дальше и дать слово, что тот не разболтает, у кого учился и вообще будет держать в секрете, что знаком с Темпо. Мальчишка несвоевременно стал упираться и храбриться, но, получив отрезвляющую затрещину, нехотя уступил и сбежал. Сам Мэвел увильнул тогда от инимов, а позже напомнил им о своем праве нейтральной стороны. С того момента отшельник больше не видел ученика и не знал, удалось ли мальчишке спрятаться и выжить. Долгое время Темпо жил с этим камнем на сердце. С тех пор прошло уже шестнадцать лет – очень долгий и, вместе с тем, короткий срок.