Взаправдашняя жизнь
Deficit – говорили древние римляне, если чего‑то не хватало. С тех пор этой латынью объясняют проблемы в экономике, а стоит глубже копнуть – дефицит ума в головах тех, кто ею руководит. Если последнее принимает затяжной характер, то возникают спецраспределители, спецрасчеты и прочая муть, которая позволяет определенной касте едоков пользоваться тем, чем не может другая. Общение с дядей Чернозёрского подсказало Шишу простой, но экономически результативный, а с точки зрения правовой, кажется, ненаказуемый путь к вожделенным товарам. Дефицит менять на дефицит. Именно такими числились и билеты в любимый не только малышами кукольный театр, их можно было достать лишь с переплатой на любой спектакль. Через полчаса после открытия кассы они заканчивались. Шура не стал разбираться почему они оказываются в руках спекулянтов и как их распределяют директор с главбухом, но от лица профкома попросил зарезервировать для товарообмена энное количество билетов.
Каждый второй понедельник отныне стал продуктовым днем в кукольном театре. Поползли слухи, разумеется, приукрашенные, о невиданном ассортименте завозимого Шишом. Пришлось в этот день закрывать двери на ключ и ставить у входа дежурную бригаду, чтобы не впускать посторонних. Косвенный итог слухов – тут же закрылись все вакансии в театре. В один из дней в запертые двери постучались двое неприметных мужчин с красными книжечками, на которых было написано ОБХСС. Борцы с хищениями социалистической собственности попросили показать документы – они оказались в порядке, но уходя намекнули, что не прочь приобщиться к заманчивым дарам. Шиш поступил по неопытности глупо – оставил их просьбу без ответа. И это ему сошло с рук.
Поверив во всесилие профбосса, народ потребовал стиральные автоматы «Вятка», двухкамерные холодильники и даже автомобили. Последние при Шише так никому и не удалось получить, но по первым двум позициям он как‑то умудрился обеспечить всех желающих.
Такие «подвиги» стали вызывать зависть и раздражение даже в ближнем окружении Шуры.
– Шакалы, подобные тебе, вместе с торгашами обирают и объедают наш бедный народ, – накинулся на очередном дружеском застолье в редакции «Правды Востока» на Шиша правдоруб Володя Голубев. – Посмотри на себя: справил отменный костюм, туфли на платформе, галстук ярче светофора – все из соц и даже капстран, наел животик на дефицитных харчах. Разве ты похож на прежнего нашего друга – честного и достойного человека? Ты почти ростом стал выше (даже в кепке Шура едва доставал другу до плеча). Окстись! Стань как все мы! Пусть голодным, но с ясным взором…
– Не говори глупость, – тут же вмешался его вечный оппонент Семен Чернозёрский. – Что из того, что он протоптал тропку к дефициту в отличие от нас? Тем более, что достает все это для актеров с их мизерными заработками. Он же не у тебя эти товары отжимает, а у тех, кто за нашими спинами ими промышляет.
– От кого это слышу? От племянника богатейшего дяди, который хотя и проклинает свою многочисленную родню, но делает с ней гешефт на дефиците!
Споры двух заклятых друзей обычно заканчивались игрой в шахматы. Трезвым практически всегда выигрывал Голубев, но в других ситуациях везло Чернозёрскому, хотя иногда в его карманах случайно оказывалась та или иная фигура.
Шутливая инвектива Голубева не заронила в душе Шуры сомнение и раздрай, они уже там были. После каждого визита на склад или в магазин, общаясь с не очень симпатичным людом, он изводил себя обвинениями, что занялся не благим делом и пора с этим заканчивать. Но слушая благодарности людей, которым продуктовые дни существенно облегчали жизнь, он успокаивал себя на время. Муки совести закончились лишь через несколько лет, когда в стране отпустили цены. Но до этого своими сомнениями Шура поделился с Чернозёрским. Тот тут же выдал идею, лишенную даже намека на меркантильность: вывезти сотрудников театра на Чимган. Сплошные плюсы – гарантированый отдых и сплочение коллектива вокруг народного профбосса.
– Арендуем коттеджи на турбазе, приготовим из свежей баранины плов и шашлык – все пальчики оближут!
– Кто их приготовит?
– Лучше Бокижона никто не сможет, уговорим его поехать с нами. Купим двух баранов…
– Как купим? Живых?
– Там он их зарежет. Он же мастер на все руки. В крайнем случае и я могу.
– Ты умеешь разделывать баранов? –удивился Шура очередному таланту друга.
– Невелика наука. Надрезаешь заднюю ногу рядом с копытом и надуваешь как шар тушу. Попинаешь ее и она отделится от шкуры, – снисходительно обьяснил Семен.
Бокижон Мирзаев, а для друзей просто Боря, рослый, объемный, рано заматеревший, был фотокорреспондентом средней руки. Пошел бы в повара – озолотился, готовил так, что о нем слагали легенды. Как, впрочем, и о его семейных подвигах: по слухам, был неофициальным троеженцем и официальным отцом дюжины детей. Правда, больше половины им были усыновлены – дети овдовевших ранее жен, опекаемых им из жалости или, что тоже возможно, полигамной любви. Из всех бывших советских руководителей он уважал только Черненко. Как‑то Мирзаева обнадежили, что он может получить земляной надел в кишлаке, в котором родился. Для несведущих – земля в Ферганской долине на вес золота. В перенаселенном крае ее выделяли редко и только особо заслуженным людям под строительство дома. Лет пять Мирзаев вел бесплодную переписку со всеми мыслимыми инстанциями, пока кто‑то не надоумил его адресовать письмо вновь избранному Константину Устиновичу. Что удивительно – сработало. Но именно в это время Боря умудрился стать владельцем четырехкомнатной квартиры в Ташкенте, а сокровенные сотки тут же загнал за цену, которую из осторожности не называл даже самым близким друзьям.
К просьбе приготовить плов для коллектива кукольного театра он отнесся благосклонно. А поскольку на пикник Шиш щедро выделил профсоюзные деньги, подошел и вовсе с творческим размахом. Съездили за город, отобрали двух лучших курдючных баранов. Не скупясь, на Алайском рынке затарились знаменитым красноватым рисом «девзира», желтой морковью из Намангана, кунжутным маслом из Самарканда, премиальными овощами, фруктами и прочей снедью.
В выходной для театра понедельник «Икарус» был заполнен битком. Последним подъехал на грузовике Бокижон. Он перенес связанных баранов в автобус и, стоя на ступеньке автобуса, начал что‑то объяснять его водителю. Черноморский, пожалев парнокопытных, развязал им ноги. Те с перепугу, чувствуя близкую кончину, рванули к выходу, выбив, как пробку, загородившего выход Борю. Тот отлетел под колеса отъезжавшего «ГАЗа».
Когда подбежавшие Шиш и Чернозёрский перевернули Мирзаева, тот закричал от боли.
– Перелом, – определил Семён, – срочно на грузовик и везти в ближайшую больницу!
А затем вернулись к баранам. Они, к счастью, мирно пощипывали невдалеке травку.
– Так, а кто их теперь будет того, – задумался Шура, – ты, что ли?
– Там есть свои тонкости, куда кишки деть, кровь, шкуру тоже, голову, – заюлил Cемен. – Лучше, конечно, если кто‑то другой, из местных.
– Где я возьму другого? Чем там людей кормить? И какого хрена ты полез развязывать баранов?!
– Без паники, – попытался утихомирить Шиша Чернозёрский. – Попросим выделить директора турбазы повара. Это, конечно, не равноценная замена, но что поделаешь…