Я – сестра Тоторо
Изнутри он похож на кусок пляжа, попавший в теплицу: сверху белая плёнка, под ногами – песок. Со стороны входа – деревянная стенка немного ниже человеческого роста, за ней зрительские кресла в три ряда. По кругу шагает белая лошадь, на ней девочка с розовой палочкой. В центре стоят ещё два коня, один поменьше, в чёрную крапинку, второй повыше и покрупнее, в крапинку коричневую. Обоих держит под уздцы девчонка моего примерно возраста.
Елизавета Константиновна идёт к ней, папа тоже, а я делаю шаг – и тут же отскакиваю. Потому что мимо проплывает величественный и ужасно высокий рыжий конь. На его спине – крошечная девчонка, ей лет десять, наверное, если не меньше, в чёрном шлеме она выглядит как грибок.
Конь проходит покачиваясь; качается рыжий хвост.
– Понч, осторожно! – кричит Елизавета Константиновна. – Аглая, расшагиваем коня, расшагиваем. Активней!
Аглая. Кому‑то тоже не повезло с именем. Смотрю на хвост, удаляющийся по манежу.
– Валя, ты где там? – зовёт меня Елизавета Константиновна.
И я поспешно иду к ним.
Папа уже в седле – на том коне, который повыше. Сидит выпрямившись, прислушивается к ощущениям. Елизавета Константиновна держит его коня под уздцы.
– Знакомься, – говорит, указывая на другого коня и девчонку рядом с ним. – Это Чибис, а это Таня. – Девочка даже не улыбается. Взгляд из‑под чёлки серьёзный, взрослый. – Она будет тебе помогать. Но слушаться ты должна меня, поняла? – Киваю. – Значит, так, запоминай: к коню подходим слева. Всегда. Дальше: повод на шею, стремена опускаем. Так. Теперь левую ногу в стремя, руку сюда. – Стучит по шее коня возле седла. – Толкайся – и сели. Хорошо.
Я даже не успеваю понять, как у меня получилось, – но уже в седле и смотрю на тренера сверху вниз. Папа подмигивает.
– Теперь стремена перекидывай…
– В смысле?
– Просто, через шею. Крест‑накрест. – И Елизавета Константиновна делает это сама.
Я глазом не успеваю моргнуть – остаюсь без стремян.
– А как же…
– Учимся так. Стремена – это потом, первые занятия без. Да и обувь у тебя неподходящая. Держи повод. Берёшь в кулак, как будто стаканы – вот так. Пропускаешь снизу – над мизинцами. Сверху зажимаешь большими пальцами. Хорошо. Запомнила? Между кулаками должен помещаться ещё один кулак, не больше. Отлично. Рука мягкая, поняла? Это твой контакт со ртом лошади. Дёрнешь грубо – сделаешь ей больно.
Я обмираю: я совсем не хочу делать лошади больно. А тренер говорит и поправляет, ставит мои руки, лепит кулаки, пропускает между пальцами повод. Я тупо смотрю, как будто это не со мной, как будто это не мои руки. И конь подо мной, и чёрно‑белая грива так близко, и пахнет тёплым, живым… От счастья становится щекотно.
– Так, сидишь прямо, локти держишь сзади. Носок тянешь вверх, пятку вниз. Это очень важно. И контакт ногой, чувствуешь? – Теперь она лепит мою ногу. Оттягивает носок, плотно прижимает голень к боку коня. Он от этого делает шаг в сторону. – Видишь, он отходит от ноги. Это называется шенкель[1]. Давишь сильнее – он поворачивает. Ослабила – идёт вперёд. Сжала с обеих сторон – пошёл.
– А останавливать?
– Сейчас научишься. Поехали. – Она отпускает мою ногу и чуть отходит.
– Как?
– А что я говорила? Давишь ногами с обеих сторон и вперёд.
Я давлю. Но ничего не меняется. Давлю ещё. Давлю изо всех сил. Слышу, как Чибис с шумом машет хвостом.
– Ну, ещё! Давай! Можно пяткой ковырнуть.
– Это как?
– Вот так. – Сильные пальцы снова хватают меня за щиколотку и чуть подворачивают ступню. Пяткой чувствую бок Чибиса. Но ему без разницы, хоть пяткой, хоть как – он никуда не идёт. – Ну же, Валя, сильней! Ты что как неживая! Его надо просить, так он никуда не поедет. Чиб! – окрикивает коня. – Нука, не наглей! Это что ещё такое?
И не то из‑за этого, не то я и правда как‑то особенно его сдавила, но Чибис вдруг вздыхает и нехотя трогается с места.
Я ахаю.
– Молодец! – слышу сзади. – Так и едем. Спинку держи, на уши не вались. И пятку. Пятку вниз, носок наверх. Не забывай.
Попробуй тут не забыть. И попробуй не горбиться, если хочется за что‑то срочно схватиться – за шею, за седло, за гриву, хоть за что‑нибудь.
Конь шагает мерно, и земля подо мной как будто плывёт.
– Чибиса объезжаем! – кричит Елизавета Константиновна и отходит к папе. – Станислав, теперь с вами.
А мы идём. Мы медленно двигаемся вдоль стенки. Чибис кажется усталым и старым. Остальные двигаются бодро: и белая лошадь, и высокий рыжий конь. А Чибис еле переставляет ноги. Странно так – сидеть на живом существе. Он идёт, спина качается. А ты на нём сидишь, и вроде бы так и надо. А ещё странно, что рядом идёт человек, а вы с ним не общаетесь. Вы даже ещё не знакомы толком. Смотрю в спину девочке. Синяя толстовка, хвост из светлых волос. На ногах, поверх синих же брюк, – разноцветные полосатые гольфы. И у тренера такие же, замечаю я. Это, наверное, тоже специальная форма. Как и бриджи.
– А у Чибиса масть как называется? – спрашиваю. Надо же о чём‑то говорить. Сверху он кажется очень занятным, чёрно‑белым, как будто на снег кинули прошлогодних, уже почерневших листьев.
– Чубарый, – отвечает Таня.
– А какой он породы? – спрашиваю опять. Пусть знает, что я не просто так, что я тоже знаю, что лошади бывают разные, у них породы. Я даже готова какие‑то назвать, рысака, например, или эту, ахалтекинца.
– Алтайская, – кидает Таня не оборачиваясь.
– О, а мой дядя на Алтае живёт! – вырывается у меня, но тут же себя одёргиваю: слишком уж подетски получилось. – А Чибису много лет? – спрашиваю серьёзней.
– Восемь, – бросает Таня совсем уж коротко.
– Ох, старый…
– Почему вдруг старый? – фыркает она. – Это нормальный возраст для лошади. Вон Пинг‑Понг старый, ему двадцать скоро. А этот – нормальный. Просто ленивый и толстый.
– Который Пинг‑Понг?
– Рыжий, – и кивает на высокого коня.
Двадцать! Этому красавцу двадцать, и он старый?! Нет, я ничего не понимаю в лошадях.
[1] Ше́нкель – часть ноги всадника от щиколотки до колена, которая прижимается к боку лошади. Надавливая ею с разным усилием, человек заставляет коня менять аллюры. (Здесь и далее примеч. авт.)