Запретные дали. Том 1

Этот весомый аргумент не произвел на Мартина никакого впечатления. С надменной холодностью смотрел он на полоумные прошения умирающей Жанет, но вскоре смилостивился и нехотя принялся шарить по карманам, очевидно, в поисках ключа от того самого неподдающегося шкафчика, вызвав своими неспешными движениями целый шквал бурных эмоций со стороны импозантной гостьи.

– Мартин, – меж тем тихо хрипела Жанет умирающим голосом, – я прошу тебя…

С совершенным спокойствием Мартин принялся объяснять ей, что никак не может вспомнить, куда положил ключ, вызвав тем самым целую бурю разнообразных чувств и эмоций со стороны Жанет.

Пока Мартин лениво искал, Жанет то молила, то проклинала, то рыдала, то требовала дать ей спасительное лекарство. Промучив, таким образом, свою нетерпеливую гостью с добрый час времени, он с усмешкой на бледном лице и с хитрым блеском в пронзительно‑синих глазах объявил, что, наконец‑то, вспомнил, куда подевал тот самый ключ, и к превеликой радости практически умирающей Жанет, достал из кармана брюк тоненькую серебряную цепочку с аккуратным маленьким ключиком.

В безумных серых глазах женщины промелькнула искренняя радость, бледные сухие губы расплылись в улыбке, оскаливая совершенно беззубый рот, а учитывая то, что лицо Жанет было худым и желтушным, то это выглядело более чем жутко.

– Мартин… – в полном отчаянии простонала Жанет, смиренно опуская голову со спутанными, белесыми у корней, медно‑рыжими волосами, – я прошу тебя…

С самодовольно‑брезгливым видом Мартин посмотрел на нее сверху вниз, по‑кошачьи сощурил синие глаза и кровожадно заулыбался.

Добившись полного безмолвия и безропотного повиновения, он лукаво усмехнулся, отворил стеклянную дверку и достал крошечный пузырек. Преклонив перед Жанет колено, он поднял ее лицо за острый подбородок, сочувствующе посмотрел в заплаканные глаза и со словами: «Не надо так, милая!..» бережно поднял трясущееся истощенное тело с пола.

Заботливо поправив на Жанет темно‑серое платье, Мартин полюбовно посмотрел в желтушное лицо и в дразнящем движении поднял пузырек выше уровня своего роста, принимаясь играть в игру «Ну‑ка отними!», подкрепляя свои действия ехидным смехом. После неимоверного количества попыток, вконец запыхавшаяся Жанет все‑таки взяла колоссальную высоту. С вороватым видом прижала она желанный пузырек к впалой груди и побежала к двери.

– Милейшая Жанет, кровожадным тоном произнес Мартин, смеривая пронзительно‑сапфировым взором, – как видите, я все выполнил, Ваша очередь…

– Но, Мартин, – испуганно встрепенулась Жанет, – прошу тебя, только не сегодня!

Он посмотрел так строго и сердито, что Жанет тяжело вздохнула и обреченно уронила лохматую рыжую голову на впалую желтушную грудь.

– Мартин, миленький, – принялась канючить она, – дай хотя бы еще один!..

– Нет, милейшая Жанет, – резко парировал тот, – я не пойду на подобного рода риски, ведь ты совершенно не знаешь меры.

– Ты чудовище!!! – заверезжала Жанет, – Ты… безжалостный тип!..

– Я знаю… – усмехнулся тот Мартин и требовательно добавил, – Продолжаем, не сдерживаем себя…

С этими словами он подошел к перепуганному насмерть Себастьяну и снял с его кровати кожаные ремешки, вызвав тем самым отчаянные вопли со стороны Жанет.

– Пошли… – приказал ей Мартин, устремляясь на выход.

Жанет обреченно последовала за черной взъерошенной тенью.

Потом дверь за ними закрылась, а через некоторое время до ушей Себастьяна донеслись приглушенные звуки какой‑то возни, вперемешку с истошными криками, нецензурной бранью, скрежетом, грохотом. Вскоре раздался ритмичный скрип кровати, пылкие ахи‑вздохи, стремительно набирающие темп и громкость.

Слышать подобного рода вещи Себастьяну было стыдно и даже весьма страшно, но особенно жутко ему стало, когда раздались душераздирающие женские вопли, от которых кровь застыла в жилах.

На следующее утро Мартин с видом полной невозмутимости заявился к Себастьяну и, как ни в чем не бывало, принялся выдавать привычные врачебные команды. Вечером же, уводя за собой дрожащую Жанет, Мартин достал из шкафчика вазелиновое масло, при виде которого Жанет, плача навзрыд, пала на колени.

– Только не это, – завопила она, – лучше сразу убей!

Мартин заливисто расхохотался и чуть ли не волоком потащил Жанет за дверь, но вскоре влетел к Себастьяну, сильно перепугав того своим громогласным появлением.

– Лярва бешеная! – заверезжал он, зажигая свет, и метнулся к тумбочке.

Ошарашенный, ослепленный ярким светом, Себастьян вскочил с кровати и тотчас болезненно застонал, хватаясь за левый бок.

– Да лежи ты, бестолочь истерическая, – буркнул Мартин, роясь в ящике, – а то сейчас ненароком тоже отхватишь за компанию…

Себастьян резко затих и с уже привычной сноровкой принялся выполнять команду «Лежим смирненько!», параллельно подсматривая за бурной деятельностью «пылкой врачебной интеллигенции».

Темные влажные волосы были растрепаннее прежнего, да и дышал Мартин так тяжко, словно только что обежал целое поле на предельной скорости, а если судить по тому, что «похоронный костюм» пребывал в израненном состояние, то скорее всего «пылкая врачебная интеллигенция» спасалась бегством.

Выудив из недр ящика нитку с иголкой, Мартин снял с себя черный фрак и рассевшись на стуле, принялась старательно пришивать оторванный рукав.

– Нет, ну ты представляешь, какая паскуда! – ловко орудуя иглой, обратился он к Себастьяну, – вырвалась все ж таки!.. Как руки себе не оторвала!.. Cana (лат. Сука)!.. Запястье себе она точно свернула!.. Дура отчаянная!.. Тварь конченная!.. Поутру пренепременно прибежит, скулить будет, мол, Мартин, почини миленький!.. Устрою я ей посля прехорошенькую порочку!.. Вот она у меня завоет!..

Он вдруг осекся, устремив на Себастьяна ярко‑синий взор и премило заулыбался, кокетливо похлопывая длинными изогнутыми ресницами, а после сказал с невинным видом, что Жанет всего на всего его давняя знакомая, с которой у них чисто деловое партнерство.

Это, так называемое, деловое партнерство в понимании Себастьяна совсем не укладывалось в рамки пылких любовных отношений.

Не успел Мартин до конца изложить свой план мести, как в дверь тихонько постучали, и вскоре взору Себастьяна предстала Жанет. Вид у нее был крайне растерянный и весьма понурый, к привычной желтизне исхудалого лица добавился подбитый глаз. С умоляющим испугом смотрела она на Мартина, полюбовно прижимая к впалой груди левую руку с сильно распухшим запястьем.

– Ну, что, – усмехнулся Мартин, – долеталась, пташечка?..