Жертвы осени

Внешне Васёна больше походила на подростка: невысокая, худенькая, с неизменным хвостиком на макушке, в больших очках на чуть курносом носике. Однако те, кто знал ее давно и близко, могли сказать с уверенностью, что Василиса Стожникова – девушка с железным характером и очень сильной волей. Внешняя субтильность этого, конечно, не предполагала.

Факультет журналистики Васёна окончила с красным дипломом, осела на местном новостном интернет‑портале, но до сих пор ничего «громкого» не написала.

– Тему всей жизни можно искать как раз всю жизнь, – отшучивалась она, когда отец, вернувшийся из очередной командировки, интересовался ее делами. – Пока меня вполне устраивает собственная криминальная колонка.

– Живописуешь, как алкаш Геннадий в пьяной драке убил бомжа Василия? – усмехался отец.

– И такое бывает, – кивала Васёна, ничуть не обиженная его словами. – Ты тоже не сразу стал тем, кто есть. И в горячие точки тоже попал не после получения диплома. Так что и у меня все впереди.

Но это призрачное «впереди» никак не обретало четких контуров, а заметок, о которых с иронией отзывался отец, становилось больше, и Васёна начала понемногу унывать – ну какое тут имя сделаешь, если приходится писать о таком. Но «громкой» темы никак не попадалось. И вдруг…

Она просматривала новостные сайты и, увлекшись, перешла по ссылке, оказавшись на страничке какой‑то белорусской газеты. С экрана ноутбука на Васёну смотрело мужское лицо – черно‑белый снимок, больше похожий на фоторобот. В мозгу словно вспыхнул фонарик, осветил на миг тропинку и снова потух, как будто села батарейка, но Васёна начала лихорадочно вспоминать, где могла видеть этого человека – или кого‑то, на него похожего. Она попыталась прочесть статью, но продираться сквозь хоть и созвучные, но все равно малопонятные слова было сложно, пришлось воспользоваться переводчиком.

«В квартире младшего брата известного бизнесмена и мецената Тиханевича обнаружен незарегистрированный пистолет. Владелец оружия скрылся, он объявлен в розыск».

– Тиханевич… – пробормотала Васёна, словно пробуя фамилию на вкус. – Нет, ни о чем… но лицо… где я могла видеть это лицо?

Остаток дня Васёна, не отдавая себе отчета, зачем делает это, провела в интернете, собирая информацию о бизнесмене Тиханевиче.

Набралось негусто: у шестидесятилетнего Антона Тиханевича не оказалось практически никакой биографии до того момента, как в Беларуси занялся вполне мирным и, очевидно, доходным делом – он владел молочным комбинатом, собственной фермой и довольно большой пасекой. Называлось все это громко: концерн «Мед и молоко», так же как и обширная сеть супермаркетов, куда, по всей видимости, шла основная часть продукции.

– Нет, это все классно, – бормотала Васёна, поправляя пальцем сползавшие с переносицы очки, – но фоторобот‑то не его, а брата… а вот по брату ничего, как интересно…

– Стожникова, ты н‑ночевать в офисе б‑будешь? – прогремело над головой, и Васёна подскочила в кресле:

– Рома! Ты нормальный вообще?!

– Н‑нет! – весело подтвердил высокий блондин в голубой футболке поло и темно‑серых джинсах, разворачивая кресло вместе с Васёной к себе. – Я ненормальный, потому что давно мог пить пивко д‑дома на диване, но сижу тут смирно и ж‑жду, пока ты закончишь.

– Ну, так и не ждал бы, – буркнула Васёна, страшно не любившая таких вот шуток и сюрпризов.

– Да? А домой ты как п‑пойдешь? Темно уже совсем – не з‑заметила?

– Что я – маленькая? Да и что тут идти…

– Васька, п‑прекрати! Я обещал твоему отцу, что всегда буду за тобой присматривать, когда его нет. С‑собирайся.

Роман чуть толкнул кресло, и легкая Василиса пролетела в нем как раз до шкафа, где одиноко болталось на вешалке ее бежевое пальто.

– В‑выключаю комп? – спросил Роман, наклоняясь над столом.

– Флешку только вытащи, я там сохранила кое‑что, дома почитаю.

– То есть у‑ужинать со мной ты не пойдешь?

– А мы договаривались разве? – наматывая вокруг шеи шарф, расписанный головами лошадей и цепями, удивилась Васёна.

– Чтобы поужинать после р‑работы, договариваться нет с‑смысла. Вот твоя ф‑флешка. – Роман протянул ей кожаный футляр. – Так что – идем?

Василиса уже открыла рот, чтобы отказаться, но потом вспомнила, что в холодильнике совершенно пусто, и согласилась:

– Идем. Если честно, я умираю от голода.

– Тогда я б‑быстро за курткой, а ты пока д‑дверь запри, – распорядился Роман и в три прыжка покинул кабинет.

 

Рома Васильев был старше Васёны на десять лет, работал в их издании редактором новостей и считался безнадежным холостяком. С отцом Василисы его связывала давняя дружба и несколько командировок в различные горячие точки. В одной из них Роман попал под обстрел вместе с группой армейской разведки, его тяжело контузило, и теперь Васильев довольно заметно заикался, плоховато слышал и страдал припадками вроде эпилептических, но это случалось нечасто – только если что‑то волновало Романа слишком сильно.

В это издание его тоже устроил отец Василисы, хотя Роман сопротивлялся – не хотел протекции от именитого коллеги, пусть и друга. Но Владимир Михайлович подвел под это совершенно иную базу: попросил друга приглядывать за дочерью, которая оставалась одна во время его командировок. И хоть Василисе было уже двадцать семь, отец все равно волновался за нее. Он растил девочку один с семи лет. Мать Василисы погибла, и об обстоятельствах ее смерти Владимир Михайлович с дочерью никогда не говорил.

Роман согласился и на самом деле присматривал за Василисой, провожал домой, забегал в гости – и сам не заметил, как почувствовал, что без этой девушки его день становится пустым и каким‑то бесполезным, даже если при этом его в буквальном смысле заваливали работой.

Васёна же, казалось, совершенно не понимала и не замечала более чем дружеского отношения к ней со стороны Васильева. Наоборот, ей иногда казалось, что Роман тяготится своими обязанностями «старшего брата». Ну в самом деле, мог бы после работы пиво пить или с женщинами встречаться, а он провожает ее домой и следит, чтобы поужинала и дверь на два замка закрыла. Правда, пиво Роман не пил, как и вообще любое спиртное: последствия контузии под парами алкоголя давали о себе знать совершенно неуправляемыми всплесками ярости, и Васильев, столкнувшись с таким пару раз, решил, что не стоит испытывать судьбу. Так что фраза «попить пивка» в его случае означала всего лишь спокойное времяпрепровождение дома.

 

– Ты чего х‑хмурая такая? – спросил он, когда они с Васёной вышли из здания, где размещался офис, и направились в сторону центральной части города.

– Да вот наткнулась тут… и в голове что‑то шевелится, а что – не могу понять, – пожаловалась она.