Зимняя любовь

Когда Юля вышла из столовой, со всех сторон грянули голоса и смех. Ребята принялись обсуждать произошедшее. Вадик же поплелся за свой стол. Оля и Цвета не слышали, что он отвечал сквозь зубы своим улыбающимся друзьям, но было заметно, что настроение после случившегося у него изрядно подпортилось.

Оля взяла два чая и два шоколадных пирожных. Ели они с Цветолиной молча, звякая ложечками по блюдцам.

– Как думаешь, Вадик теперь еще больше рассвирепеет? – нарушила тишину Оля.

Цветолина пожала плечами.

– Понятия не имею! От таких гадов, как он, всего можно ожидать. Поэтому я и не жалею, что ни с кем в этом классе не общаюсь.

Оле так хотелось расспросить о Егоре Власове. Как же он? Что за двойные стандарты? Ведь сейчас он тоже стоял вместе с Филимоновым и снова насмехался над Юлей! Но Цвета, судя по сплетням, которые Оля узнала от девчонок, крутит с Власовым роман.

Девочка не выдержала:

– Разве ты ни с кем не общаешься из класса?

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Цветолина.

– Не что, а кого! Егора Власова. Чем вы занимались под лестницей?

– Не твое дело, Оля Воробьева! – вспыхнула Цвета.

– Ах, не мое? – рассердилась Оля. – Тогда это не твое дело, что я общаюсь с Синицыной и Пучковой! Чем твой Власов лучше?

– Общайся, с кем хочешь! – поморщилась Цветолина. – Мне‑то что!

– А ты, как и Егор, выше остальных?

– Я такого не говорила! – нервно засмеялась Константинова.

Девочки одновременно отодвинули от себя пустые чайные чашки и поднялись из‑за стола. Схватили со спинок стульев рюкзаки и не спеша направились к выходу.

– Ну и просидишь, как сыч, все старшие классы! – сердито проговорила Оля. – Молодость так быстротечна, а ты всех и все в штыки воспринимаешь. Ходишь с черной дырой в душе. Дай своей молодости еще один шанс!

Цветолина задумчиво молчала.

– Будто одни звери вокруг… Не все будут поджидать тебя в туалете, чтобы схватить за волосы! Или насмехаться, как Филимонов. Вокруг столько отличных ребят, которые к тебе искренне тянутся!

Константинова растерянно взглянула на Воробьеву и слабо улыбнулась. В душе у Оли что‑то екнуло. Неужели Цвета ее услышала?

В коридоре, недалеко от столовой, толпились одиннадцатиклассники. Оля без труда разглядела среди них высокого Глеба Лисина. Цветолина его, разумеется, тоже заметила и прибавила шаг. Воробьева едва за ней поспевала…

– Оля! – послышался низкий голос Глеба. И тут же все девчонки повернулись в сторону Воробьевой и Константиновой. Оля растерянно посмотрела на Лисина, который разглядывал ее поверх многочисленных голов. Цветолина тоже притормозила и оглянулась.

– Как жизнь, Оля? – выкрикнул Глеб, сделав шаг вперед.

– Нормально, – пробормотала растерянно Воробьева.

– Я рад, Оля! – улыбался Глеб. – Я про тебя не забыл…

Что он имеет в виду? Оля растерянно посмотрела в ту сторону, где стояла Константинова, но сейчас ее на месте не было. Воробьева ничего не ответила Лисину. Чертыхнувшись, направилась прочь под насмешливый внимательный взгляд Глеба и оживленный шепот любопытных старшеклассниц.

 

Глава десятая

 

Троллейбус медленно полз за снегоуборочной машиной. Оля, прижавшись лбом к холодному стеклу, смотрела на улицу. Украшенные витрины неспешно сменялись, словно кадры диафильма.

Женя провел в больнице неделю. В школу он еще не ходил, ему полагался постельный режим. Женя и Оля переписывались каждый день, но в беседе девочка ни разу не обмолвилась, что знает домашний адрес Потупчика, решив, что, когда парня выпишут, обязательно устроит ему сюрприз. Ведь Женина мама сама приглашала одноклассников навестить сына…

В одной из витрин Оля рассмотрела забавного Санту, который, зацепившись мешком с подарками, повис на огромной мигающей елке. Скоро можно будет украшать квартиру, хотя новогоднего настроения до сих пор не было, несмотря на нарядный белый город, магазины и, конечно, приближающиеся зимние каникулы. Оля вспоминала, как в прошлом году они всей семьей уезжали на праздники на базу отдыха. Там целыми днями катались на ватрушках, играли в снежки, пили горячий чай. На улице снег скрипел под ногами, а в уютном просторном доме потрескивал камин. С ними еще ездили Иванютины, лучшие друзья родителей, с дочерью Катей. Та Катя совсем не похожа на Рину. С той Катей у них с Олей столько общего! Обе обожают одинаковую музыку и дорамы… Обсуждают каждую новую серию. А теперь и поболтать об этом не с кем… За полтора месяца Оля с Катей обменялись парочкой сообщений, хотя клялись писать друг другу каждый день.

С Кати Олины мысли перескочили на родителей. Девочка вспомнила вчерашний воскресный ужин. Папа до сих пор был в командировке, за столом Оля сидела с мамой. Непривычно… За эту неделю они практически не общались, а если и разговаривали, то никогда не касались неприятной темы. Оля рассказывала, как дела в школе. Даже про Юлю Игошину рассказала, на что мама долго охала. И все‑таки Оля решилась задать волнующий вопрос. Спросила внезапно, когда они, усевшись за стол, разделили плитку молочного шоколада. На двоих.

– А когда ты поняла, что любишь папу?

Ксения Борисовна вздрогнула и посмотрела в глаза дочери.

– В какой день это произошло? Ты помнишь? – не унималась Оля.

Ксения Борисовна вздохнула и несмело улыбнулась.

– Мы были на катке. С музыкой и яркими фонарями. У меня постоянно шнурок развязывался… Юра, заметив это, повел меня к лавке. Завязывая, ворчал: «Говорил же, давай я. А ты: сама, сама! А если бы упала?..» Я в тот момент смотрела на его забавную, как мне тогда казалось, шапку. Она была вся в снегу. Смотрела на его темные нахмуренные брови и длинные ресницы. Вспомнила, как мы еще в школе вместе ходили на тот же каток, и Юра всегда следил, чтобы коньки у меня были заточенные, сама я об этом все время забывала. И вот тогда Юра, туго зашнуровав мне коньки, поднял глаза и заботливо спросил: «Как тебе, Ксюша, не туго?» А у меня в носу защипало от такой заботы, в глазах слезы задрожали. Я быстро замотала головой и сказала: «Все хорошо». Все и правда было просто отлично. Юра вздохнул: «И что бы ты без меня делала?» И мне в ту минуту показалось, что я пропала бы… Навсегда.

Оля слушала маму, затаив дыхание. Долька молочного шоколада таяла в пальцах, а чай давно остыл…

– В тот вечер мы впервые поцеловались. Под теми самыми яркими фонарями.