Зимняя любовь
– На концерте одной музыкальной группы. Между прочим, очень клевой. Мама бы никогда не отпустила меня на этот концерт одну. Но в тот вечер она была на дежурстве. Я впервые улизнула из дома, решив, что мама все равно ни о чем не узнает. Отец уже тогда не жил с нами. Был июнь, разгар белых ночей. Музыка играла громко, и меня потряхивало от всего, что творилось там. Я стояла посреди танцпола и как завороженная не сводила взгляда со сцены. А рядом со мной все время находился незнакомый парень, на которого‑то я и внимание не сразу обратила. Только когда он начал то и дело, будто невзначай, касаться меня плечом, я осторожно взглянула на него. Но он в тот момент будто нарочно смотрел на сцену и улыбался. Потом я снова ощущала на себе его внимательный взгляд… Поворачивалась, когда он, наоборот, делал вид, будто меня нет рядом. Мы долго играли в безответные переглядки. А когда заиграла моя любимая песня, мы впервые посмотрели друг на друга в одно время. Он мне улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ…
– Он пригласил тебя на танец? – спросила Оля.
– Ага! – откликнулась Цвета. – Пару раз потанцевали. Он клал руки мне на талию, и каждый раз – по коже мурашки. А после концерта он взял меня за руку, повел к выходу, на шумный вечерний проспект. Я впервые шла с парнем за руку, и мне это жутко нравилось. Внезапно он остановился и спросил: «Хочешь, я тебе кое‑что покажу?» Глядя на него как завороженная, я закивала. Тогда он меня поцеловал. Прямо посреди улицы. Я всегда думала, что поцеловаться впервые – это страшно. Куда девать руки? В какую сторону склонить голову? Оказалось, что, когда целуешься с понравившимся парнем, тебе совсем не до этого… Все получается само собой. И внутри будто пожар полыхает. Поцеловавшись, мы пошли дальше, все так же держась за руки. А парень, все чаще останавливаясь, говорил: «У меня есть еще кое‑что для тебя…» или «Спорим, такого с тобой еще не было?» И снова целовал. И снова. Снова. А у меня голова кружилась. И я хваталась за него руками. Обнимала его крепко в ответ, чтобы не упасть… За весь вечер я так и не назвала своего имени. А он – своего. Будто сговорились. Просто бродили по городу и целовались. Когда настало время прощаться, парень все‑таки спросил номер телефона. А я… испугалась. Моя ужасная привычка – боюсь привязываться к людям. Назвала ему первые попавшиеся цифры, которые сочинила на ходу, и убежала. Сказала, что дома влетит, и не разрешила себя проводить. Клятвенно пообещала, что, когда созвонимся, я расскажу о себе больше. Да так и пропала. Но, кажется, не было ни одного вечера, чтобы я не вспоминала о той прогулке…
– Когда же вы встретились во второй раз? – поинтересовалась Оля.
Цветолина тяжело вздохнула и продолжила:
– Отец ушел от нас в начале лета, но я и слышать не хотела о его новой семье. Так себя накрутила, что возненавидела их всех… Решила, что ноги моей в его новом доме не будет, буду общаться с папой раз в год, на новогодних каникулах, например. Но реальность такова, что папу я очень люблю, долго мой обет молчания не просуществовал, и вскоре пришлось пойти на мировую. Отец сам приходил ко мне. Я заявляться к нему в гости так и не решалась, хотя адрес прекрасно знала. Но однажды, это было уже в августе, мне срочно понадобилась его помощь. Тогда я и решилась забежать к отцу на минутку… И дверь мне открыл парень, с которым я впервые в жизни целовалась. Я знала, что у папы появился пасынок, но тем летом так старалась абстрагироваться от произошедшего, что слышала лишь его имя – Глеб. Остальное мне было неинтересно. Видимо, и Лисин особо не интересовался судьбой новоявленной сестры. О, видела бы ты в тот вечер его озадаченное лицо! – Цветолина усмехнулась. – Да я сама при виде него начала смеяться, как сумасшедшая, не веря, что все это происходит на самом деле. Ведь передо мной стоял тот самый парень, о котором я думала все лето!
– Значит, он удивился? – улыбнулась Оля.
– Удивился? Да он вообще офигел! Тут же сказал мне: «Я ведь тебя всюду искал… А ты сама ко мне пришла». А из‑за его плеча девчонка какая‑то выглядывала. И сердито бормотала: «Глеб, кто это? Кто это такая?» Тогда я ее и успокоила. «Я его сестра, – говорю, – Цветолина! Приятно познакомиться!» Тут они оба обалдели… До сих пор помню наш с Глебом диалог. «Значит, ты и есть Цветолина?» – «Значит, я и есть», – отвечаю. «Думал, ты немного помладше…» – сказал Глеб. Честное слово, он так смутился…
– Ну а потом? – спросила Оля.
– Потом он предложил дождаться отца. Дело было срочное, и я согласилась. Девчонка, что была в квартире, волком на меня смотрела. И когда Глеб оставил нас двоих, я зачем‑то брякнула: «Делай ноги!» Она опешила: «Почему?» И тут я поступила так гадко… Сама от себя не ожидала. Наврала ей с три короба, что Глеб – самый жуткий парень из всех, кого я знаю… Врун, изменщик, женоненавистник… Я понятия не имела, сколько они встречались. Мне хотелось, чтобы она скорее ушла и больше к нему не приходила. Это ужасно… Я чувствовала себя каким‑то чудовищем! Да и вообще такое со мной было впервые. Моя связь с Глебом – как комариный укус. Раз тронешь, и чешется, чешется, чешется… Хочется разодрать рану до крови! Да еще отец подложил такую свинью, когда перевел меня в эту школу, к Глебу. А ведь я до этого ни к одному парню… – Цветолина резко замолчала, а потом быстро взглянула на Олю. – Ладно, мне пора! Мама, наверное, уже дома…
Цвета спрыгнула с подоконника. Оля последовала ее примеру.
– Цветочка! – быстро говорила Воробьева, подстраиваясь под быстрый шаг Цветолины. – Ты все‑таки приходи! Будет весело! Мне ж там из девчонок и пообщаться будет не с кем!
– А Синицына и Пучкова? – удивилась Цвета.
– Ну их! – махнула рукой Оля. – Я тебе потом такое расскажу…
Вдвоем девочки дошли до гардероба, поспешно натянули куртки и выскочили на улицу. Обе тут же поежились от мороза.
– Что ж, – растерянно проговорила Оля, глядя на Цветолину. Темные волосы Константиновой, торчащие из‑под шапки, тут же припорошило снегом. – Если ты все‑таки придешь к Глебу…
– Увидимся в следующем году, – улыбнулась Цвета, давая понять, что к Лисину она не явится ни под каким предлогом. – С наступающим тебя, Оля Воробьева!
– И тебя с наступающим, Цветолина! – откликнулась Оля.
Цвета развернулась и быстрым шагом направилась к воротам. На улице смеркалось, снежинки кружили и падали на лицо. Оля некоторое время стояла на месте, задумчиво провожая взглядом снегоуборочную машину. В голове же звучал голос одноклассницы: «Если после встречи с человеком ты не помнишь, как жил раньше, до него, – это любовь?» Оля подумала о Жене и улыбнулась. До чего ж знакомое чувство! Девочка выбежала за школьные ворота и, миновав расположившийся неподалеку елочный базар, направилась к автобусной остановке. И у Оли также закружилась голова… От внезапной нахлынувшей радости и запаха мокрой хвои.
* * *
Сквозь пляшущие снежинки Оля смотрела на освещенный купол Исаакиевского собора.
– Ты допила? – спросил Женя.
– Да! – Девочка протянула пустой картонный стаканчик из‑под кофе.
– Согрелась?
– Согрелась! Идем! Нехорошо опаздывать…
Оля и Женя вышли на украшенный Невский проспект. Внезапно Воробьева, набравшись смелости, начала негромко декламировать:
