Знак Десяти

Автор: Хосе Карлос Сомоза

Дата написания: 2022

Возрастное ограничение: 18+

Текст обновлен: 01.11.2023

Аннотация

Викторианская Англия, Портсмут. В Кларендон‑Хаус, «пансион для отдыха джентльменов с расшатанными нервами», прибывает новый постоялец – Чарльз Доджсон, уже прославившийся как Льюис Кэрролл, автор «Алисы в Стране чудес», – и нервы у него очень расшатаны. Чарльзу Доджсону снятся зловещие сны – его собственные персонажи пророчат ему и его знакомым кровь, смерть и катастрофы неясной природы, и эти предсказания снова и снова сбываются. К кому обратиться с подобной загадкой, как не к мистеру Икс, которому внятна подоплека любых человеческих поступков? Этот слепой и безумный анахорет, певец рациональности, прототип Шерлока Холмса, раскрывает страшные тайны, не выходя из комнаты, одной лишь силой дедукции – но чем закончится его новая схватка с «Союзом Десяти»?

Хосе Карлос Сомоза – блистательный испанский писатель, чьи романы переведены на несколько десятков языков, лауреат премии «Золотой кинжал» и обладатель множества других литературных наград, создатель многослойных миров, где творятся очень страшные дела, автор фантастических, философских, исторических триллеров и хорроров. В «Знаке Десяти», продолжении «Этюда в черных тонах», возвращаются инфернально проницательный мистер Икс и его верная, ироничная, сильная и чувствительная медсестра Энн Мак‑Кари, а вместе с ними в непредсказуемой интриге замешаны актеры, бутафоры и зрители жестоких подпольных театров, известные психиатры и, разумеется, Артур Конан Дойл.

Впервые на русском!

Хосе Карлос Сомоза

Знак Десяти

José Carlos Somoza

EL SIGNO DE LOS DIEZ

Издательство Азбука®

Часть первая

Занавес поднимается

– Боже мой! – сказал я самому себе. – Вот‑вот произойдет что‑то страшное, а я могу лишь сидеть и дожидаться, когда это произойдет.

Г. Дж. Клеменс. «Моя жизнь, взгляд из кресла» (1874)

Достойный сожаления случай мистера Арбунтота

Вся эта загадочная история не обо мне, а о мистере Икс, однако полагаю, что я могу сказать несколько слов и о себе.

Я скажу, что зовут меня Энн Мак‑Кари, что я медицинская сестра и что в июне нынешнего 1882 года меня наняли для ухода за пациентом в пансион для отдыха джентльменов с расшатанными нервами; именуется он Кларендон‑Хаус. И что спустя месяц, подав своему пациенту чашку чая, я всадила ему нож между ребер.

По счастью, я нанесла всего один удар и остановилась прежде, чем добила свою жертву. Я осознала весь ужас совершенного мной. На мои крики сбежались другие медсестры Кларендона, и нам удалось доставить раненого в Портсмутскую королевскую больницу, где он и пробыл до конца лета. За это время мой пациент, которому разговоры давались с трудом (поскольку рана была глубока и он потерял много крови), рассказал мне, что существует группа злоумышленников, так называемые Десять, умеющих контролировать человеческую волю посредством мистического театра: они затуманили мое сознание, убедив меня, что если я зарежу своего пациента, то получу безмерное наслаждение.

И так оно и было.

Я получила безмерное наслаждение.

Отрицать это бессмысленно.

Детство свое я провела в Портсмуте, играя с куклами и с морем. Я познала мужчин – немногих, и я была счастлива рядом с мужчинами – еще реже. У меня подрастают чудесные племянники. Я ухаживала за пациентами и радовалась, когда они шли на поправку. Я подпирала щеку рукой, любуясь рассветами и закатами. В моей крови до сих пор живы строки незабываемых стихов. Все это приносило мне удовольствие, и не думаю, что в этом я сильно отличаюсь от большинства из вас.

Но ударить человека ножом – вот что оказалось для меня самым сладостным.

С одной лишь поправкой.

Как я и говорила, мой пациент постарался мне все объяснить. Ему хорошо дается объяснение самых сложных вещей. В этом он мастер. Он говорит, что все дело в таинственном спектакле. Что я никакая не маниакальная преступница, не получаю удовольствия от убийства людей, ничего подобного. Мой пациент иллюстрировал это на примере щекотки: у тебя нет желания смеяться, но ты все‑таки смеешься, когда тебя трогают в определенных местах. Пример непристойный, но многое объясняет. Тот спектакль пощекотал мое сознание, и смех мой оказался громогласным и кровавым. Примерно так. Вам стало понятнее? Вот и мне тоже не стало. Но я это чувствовала. Конечно, то была не щекотка, ничего похожего. То было наслаждение. И все‑таки я разрешала моему пациенту объяснять мне все снова и снова. По утрам я садилась возле его постели, слушала и кивала, я понимала, что он пытается мне сказать. Это была не я. Да, разумеется, это была я, только другая я. Я во время щекотки. Это я понимала и осознавала. И даже допускала, что иначе и быть не могло, ведь я хороший человек, я даже не стану пинать бродячего пса, если он меня укусит. Я умею молча терпеть сильную боль, чтобы подарить немного счастья другим людям. И не думайте, что я сейчас себя нахваливаю. Нет никакого хвастовства в том, чтобы описать себя, как ты есть, а я именно такова: я была хорошей дочерью, заботилась о родителях, моя работа состоит в уходе за людьми и сейчас я ухаживаю за моим пациентом. Все это я о себе знаю и не считаю себя способной принести кому‑нибудь вред.

Однако после захода солнца, когда моя голова касается подушки, я снова готовлю этот чай, поднимаюсь с подносом посреди отблесков и улыбок и с той же неотвратимостью, с той же радостью снова вонзаю нож в это крохотное тельце.