Знак Десяти

– Так, ну, во‑первых… Хотя, кажется, не во‑первых, ведь сначала следует поприветствовать мисс… – Я помогла доктору, напомнив свою фамилию. – Мисс Мак‑Кари, вот именно. Мы очень рады вашему возвращению под этот кров. Следующее – как вы, наверно, знаете или пока не знаете, Кларендон‑Хаусу предстоит расцвести с появлением достойнейшего мужа, друга нашего пансионера мистера Икс. Я собрал вас, чтобы сообщить, что этому гостю следует уделить первостепенное внимание, хотя он и не является пансионером в точном смысле слова. Вернее сказать, и является, и не является. Здесь будет его пансион, но он будет не совсем пансионером. Я отвел этому джентльмену помещение рядом с комнатой мистера Икс, следуя пожеланиям последнего, хотя ради этого нам и пришлось подвергнуть определенным… неудобствам – я не сказал бы, что большим, но некоторым – нашего пансионера мистера Аберкромби… Кстати говоря, как он себя чувствует, мисс Трой?

Сьюзи Тренч, которой был поручен уход за Арбунтотом, выдала свои фразы‑половинки:

– Мистер Арбунтот… Сожалею, сэр… Я с ним не говорила…

– Ну так зайдите к нему, мисс Тейлор, принесите извинения и выкажите понимание. В Кларендон‑Хаусе не бывает пансионеров второй категории. Здесь могут быть более или менее сложные случаи, однако у всех – первая категория. Или у большинства. У подавляющего большинства.

– Доктор… я должна с ним поговорить?.. – Сьюзи в испуге распахнула свои и без того большие глаза.

– Именно так я и выразился.

– Я схожу, – вмешалась Нелли. – Я взрослая женщина. Как‑нибудь разберусь.

Помимо прочего, Нелли была замужем и растила детей. Это придавало ей определенную уверенность. Однако, судя по выражению лица Нелли, ее уверенность не слишком‑то годилась для подобного поручения.

– Нелли, не беспокойся, я… – Сьюзи колебалась. – Я его медсестра…

– Может быть, у меня получится, – подключилась Джейн. Сьюзи и Нелли разом выдохнули «нет», они были сконфужены. Обе подруги опекали юную Джейн.

Я наконец поняла, что происходит: непристойности место на сцене, а Арбунтот сделал ее частью своей личной жизни. Он был отмечен.

Миссис Мюррей то ли засмеялась, то ли закаркала:

– Ни одной девушке не пристало навещать «маркиза» Арбунтота… Если кого‑то здесь интересует мое мнение…

Понсонби перебил ее энергично, но без раздражения:

– Интересует, но не сейчас, миссис Мюррей.

Старуха пропустила его слова мимо ушей. Она могла себе такое позволить. Она была живой легендой Кларендона. Она работала здесь еще при отце Понсонби, и нынешний Понсонби хранил ее, точно портрет прадедушки, любовно, но все же отстраненно, зато он позволял миссис Мюррей такие вольности, которых мы, прочие, и не чаяли удостоиться. И Понсонби делал для нее еще одно исключение: никогда не ошибался в ее фамилии.

– Извини, Понсонби, но я должна это сказать. – Старуха говорила медленно, ей было тяжело выдерживать вес стольких слов, произнесенных на протяжении долгой жизни. – Этот «достойнейший» джентльмен не принесет Кларендону ничего хорошего, заруби себе на носу. Потому что он друг мистера Икс, колдуна. А всякий друг этого существа в равной степени злокознен.

Повисло неловкое зловещее молчание, но «состояние Понсонби» сумело справиться и с этим.

– Спасибо, миссис Мюррей. Я, если не возражаете, продолжу. Неважно, кто из вас пойдет к мистеру Арбунтоту, но кто‑то должен сходить. Ему следует со всей вежливостью объяснить, что сейчас все мы подвержены треволнениям более могущественным, чем человеческие желания. Не совсем, но до какой‑то степени да. Когда все завершится, он, если захочет, сможет вернуться в свою комнату.

Образ могущественных треволнений поверг нас в уныние. А потом раздался голос Брэддок:

– Выбирайте, кто из вас пойдет, потому что я идти не намерена.

В этом мы все были единодушны: старшая медсестра должна быть избавлена от унижения. Как я уже говорила, мистеру Арбунтоту нравилась Мэри Брэддок.

И тогда, не дожидаясь решения, я подняла руку:

– Доктор Понсонби, я пойду. Я провела месяц вне Кларендон‑Хауса, и… мне будет полезно, чтобы не потерять навык ухода за другими пациентами.

С вами такое случалось? Вы произносите одну фразу, и это оказывается та самая фраза, которая переворачивает всю ситуацию. Так вот, именно это и случилось.

Лица медсестер выражали разные оттенки облегчения и благодарности.

– У меня нет возражений, мисс Мак‑Пирсон. Нанесите ему визит. Этот человек не должен стоять на пути процветания нашего пансиона. – И Понсонби снова вернулся в «состояние Понсонби». – Потому что, заверяю вас, Кларендон вступает в фазу доселе невиданного процветания…

– Ну что за идеи, – оборвала доктора миссис Мюррей. – Давай продолжай в том же духе, если тебе так хочется.

 

6

 

Мое добровольное согласие оказалось удачным шагом. Сьюзи поблагодарила меня улыбкой. Нелли пригласила («Ты ведь не забыла, что…») на собрание общества «Медсестры за чаем» на следующий день. Джейн Уимпол нежно пощекотала мое ухо своей благопристойной вуалью, наклоняясь ко мне и спрашивая мое мнение о «Черной Шапочке» и «Разбитой посуде». При этом она мило хихикала. Меня приняли обратно, и я почувствовала великое облегчение.

Неизвестно, что они думали об ужасном поступке, который я совершила, но уважать меня они не перестали.

Когда все разошлись, Брэддок осталась со мной в холле один на один. Черты ее морщинами сползались к центру круглого лица под высоким чепцом.

– Благодарю тебя, Энни. Мистер Арбунтот… В общем, ты знаешь: он успел совершить в жизни достаточно ошибок. И все‑таки он заслуживает человеческого обхождения. Как твои дела?

Глаза мои затуманились, в горле вырос ком.

– Я рада, что вернулась, Мэри.

– Энн.

Она обволокла мое тело большущими руками, как когда‑то в больнице, но теперь я чувствовала себя совсем иначе. И не противилась объятьям.