Золушка
– Les Hautevilles были у нас в доме?! – воскликнула Эльза.
– У нас в доме. Да. Все. И довольно долго.
– Так и что же? Что? Зачем…
– Очень важное. Le diable et toute sa boutique[1] нагрянули к нам в дом и долго сидели и расхаживали… Графиня говорила aves la bonne femme[2], бородач тоже болтал, из кожи лез. Les gars[3] все у нас перетрогали, чуть не сломали маятник часов… Ох, как мне хотелось закатить им обоим по здоровой затрещине!
– Зачем же они были?
– А вот и рассуди… Не к добру это все для тебя, ma fifille, – нежно и отчасти грустно ответил Этьен. – Они просили мать отпустить тебя на две недели в замок, и, в конце концов, согласились на то, что ты у них пробудешь одну неделю, а затем еще будешь ходить туда каждый день около полудня часа на три… И за это графиня обещала, и этот… le barbu тоже обещал… сто франков.
– Сто франков?!
– Да.
– 3а что?
– За то, чтобы ты прожила у них неделю и помогла этому barbu… А в чем помогать – я не понял. Что‑то все класть, а куда и что класть – непонятно. Они все повторяли poser и poser… А бородач опять три раза сказал свое дурацкое слово. Вчерашнее… Ты не помнишь его?
– Психé?.. – спросила Эльза.
– Ну да. А что это значит, ты еще не додумалась?
– Как же я додумаюсь, когда я этого слова не знаю?
В эту минуту раздался вдали грохот идущего по мосту поезда и свистки.
– Вон… – шепнула Эльза, двинув рукой.
– Да… Ну, и что ж делать! – отозвался Этьен.
Этим девочка напоминала, что опоздала к проходу поезда и что Баптист опять будет браниться.
– Ну, и что решила мать? – спросила она.
– Когда Отвили убрались и Баптист вернулся домой, мать говорила с ним. И он, конечно, решил, что надо отправить тебя к ним, но деньги взять вперед. Он сказал: «это счастье, коли есть еще дураки, которым может нравиться такая обезьяна, как Эльза». Я озлился и крикнул ему с порога: «Des singes? J’en connais un, moi, à la maison!»[4] Разумеется, он кинулся ко мне и хотел меня треснуть, но я выскочил и удрал из дома.
– Что же это? Что? – тревожно выговорила Эльза.
– Ты не бойся, fifille, – отозвался Этьен, придвигаясь и обнимая сестру. Но это прозвище «фифиль», которое братишка давал сестре только в минуты особенной нежности или особой тревоги за нее, доказывало, что мальчуган тоже очень смущен неожиданным событием.
После минутного молчания и раздумья Этьен тихо вымолвил:
– Одна неделя не беда. Только я боюсь, что ты совсем останешься у них в услужении. Тогда я совсем пропаду с тоски один. Он говорил, однако, что только на одну неделю poser près de deux heures[5] рано утром и потом днем до сумерек еще один час.
– Poser?! Mais quoi poser?![6]
– Вот в этом‑то и дело… Не кирпичи же класть и строить. Давай скорее домой. Все узнаешь. А я еще тут посижу. А то он нас вместе увидит.
Эльза поднялась и быстро двинулась домой.
Баптист уже снова растворил заставы, но сидел около них, ожидая времени снова запереть их ради другого пассажирского поезда, проходящего в Париж. Эльза смело пошла прямо к нему. Услыхав за собой шаги по щебню шоссе, Баптист обернулся.
Эльза ожидала брань, но она ошиблась…
– А! Наконец‑то! – произнес он. – Ну, иди, садись.
Эльза приблизилась и глянула ему в лицо. Он казался в хорошем расположении духа.
– Что, опять задержали в школе? А? Ну, давай, сочиняй!
– Hет. Не задержали.
– Ну, так в Tepиэле застряла ради болтовни aveс les commères[7].
– Нет. Я прошла полем. Увидела Филиппа, спряталась от него и обождала, чтобы он миновал меня. А потом еще сейчас задержалась… Теперь могу вас заменить…
– Чтобы опять уснуть, а потом вскочить, да перед паровозом скакать? Merci. Я лучше сам дождусь… И вот что, ma belle[8], – иронически добавил Баптист. – Садись‑ка, да послушай.
– Я и так слышу.
[1] Эти черти со всей своей лавочкой (франц)
[2] с нашей матушкой (франц)
[3] придурки (франц)
[4] Обезьяны? Я знаю одну в этом доме! (франц)
[5] позировать около двух часов (франц)
[6] Позировать? Что позировать? (франц)
[7] с подружками сплетницами (франц)
[8] моя красавица (франц)