Зона мутации

– Ладно, ладно! Хватит! Все ясно. Я не хотел тебя обидеть, Нырок. Извини.

Охотник злобно фыркнул, еще раз ударил пикой по деревянной тюрьме и опять отошел на почтительное расстояние. Видимо, охранять «убийцу» ему было противно, он считал это ниже своего достоинства. И на воду, а тем более душевную беседу, Крилу рассчитывать не стоило.

Клетка стояла посреди поляны, расчищенной от деревьев. Специально, надо полагать. И чтоб на виду, и чтобы палящие лучи издевательски медленно ползущего по небосклону светила жарили «преступника», подвергая его дополнительным страданиям.

– Скоты…

Крил попытался сглотнуть, но не получилось, во рту совсем пересохло. Он забился в дальний от солнца угол, надеясь, что перекладины хоть немного скроют его. Напрасно. Закрыл голову руками и лежал так, скрючившись, пока, наконец, вечерний ветерок не возвестил о скором закате.

– Неужели, – прошамкал он языком, с трудом ворочающимся во рту.

Попытался вытянуть ноги и спину, насколько это было возможно. В суставах что‑то хрустнуло, Крил застонал с облегчением. «Эдак я долго не протяну. Если и завтра будет жарко – сдохну к радости всех злых духов!»

Солнце зашло. На другой стороне поляны развели костер, вокруг него уже собирались люди. Они весело разговаривали и собирались ужинать добытым на охоте мясом. Крил старался не принюхиваться к запахам, тем более, что пить ему хотелось гораздо сильнее, чем есть, но проклятый дым с ароматами зарумянившейся корочки и свежесваренного бульона проникал в его ноздри, щекотал, забирался внутрь живота и уже там медленно закручивал кишки в узел.

Что‑то булькнуло рядом с ним. Крил улыбнулся. «Вот и видения пришли. Что ж, с ними, пожалуй, будет легче. Лучше забыться, уйти от реальности». Булькнуло еще раз.

– Ты чо, помер?

Он открыл глаза, всмотрелся в сумрак, в отсветы костра на чьем‑то лице.

– Конопатая? Здравствуй, дорогая. Прости, мужем я тебе не буду.

Она криво ухмыльнулась.

– А этот… – Крил огляделся. – С синей… Как его? Шнурок. Куда делся?

– Нырок. Я ему сказала, чтобы шел поесть. Все равно тебе деваться некуда. Но он скоро вернется или вместо него кого‑нибудь пришлют. Так что… – она стала просовывать ручонку между прутьев. – На вот, открывай рот!

В руке было зажато горлышко кожаного мешка. Крил прильнул к нему губами, девчонка стала медленно наклонять мягкую бутыль. В рот полилась живительная влага. Парень жадно заглатывал воду, стараясь не потерять ни капли, но та все равно сочилась прохладной свежестью по его бороде, стекала на шею. Он остановился, чтобы перевести дыхание и тут же снова присосался к мешку, пока не осушил его полностью.

– Возьми еще это, – сунула ему в ладонь два плоских, изрядно подрумянившихся куска мяса. – Только обрези ухватила, но тебе и это сойдет.

Сжевал подарок не задумываясь, откинулся в блаженстве на прутья.

– Спасибо.

Она не ответила.

– Меня будут судить? Когда? Завтра?

– Чего делать? – нахмурилась, но тут же и сама догадалась, что он имеет в виду. – Не‑е, у нас так не принято! Говорящий решает. А он сказал, что ты виноват. Значит виноват. Спор только – каким способом тебя…

Крил подвинулся к ней ближе, опасливо поглядывая в сторону костра.

– Я не убивал Белого. Ты хоть мне веришь?

Она смотрела ему в глаза несколько долгих мгновений.

– Знаю, что не ты. Хотя в гнезде таких ножей делать не умеют. А разрез на горле очень тонкий, ровный. Сама видела.

Парень в отчаянии сплюнул.

– На реке я был, у моста! За вожаком нелюдей погнался. Не мог я Белого убить, не мог!

– Тише, дурак.

Она тоже оглянулась на костер. Потом снова повернулась к пленнику, сама подвинулась, едва не касаясь его носа своим.

– Ближе к утру, за три четверти ночи, я приду. Жди.

– Придешь? И… И что? Зачем?

– Освобожу тебя, вместе уйдем из гнезда. Сейчас‑то никак.

Она выпрямилась, собираясь исчезнуть.

– А охотник? Хорек этот или кто другой?

– Мои проблемы.

– Постой! – он успел схватить ее за руку. – Тебе‑то это зачем?

– Не сейчас. Будет еще время. Наверное.

Но Крил не отпускал и она недовольно сморщила нос.

– Говорящий убил Белого. И я с ним в одном гнезде жить не стану. Все, пусти!

Вывернулась, шаркнула ножкой, закидывая песком и пылью влажные следы на земле. Их бы и так никто не заметил, но девчонка рисковать не хотела.

Скоро вернулся охотник с ногами, обмазанными синим. С ним был другой, они кого‑то обсуждали – кажется, женщину или девушку, приглянувшуюся одному из них. Потом Нырок вспомнил о пленнике, пнул деревянные прутья.

– В муравейник тебя решили поставить. Слышь, пришлый?

Охотники громко рассмеялись. Постучали для острастки пиками по клетке.

– Ладно, пойду я, – сказал синеногий. – Смотри не пореши его раньше муравьев, а то уж больно он злой на язык. Любого выведет.

Как часто бывает осенью, после жаркого дня лес окутало стужей. Сытому ничего – пережить можно, а Крилу на двух мясных обрезках пришлось туго. Медленно пробирающийся под одежду холод заставлял его трястись мелкой дрожью. Был бы на воле, можно приседать, прыгать, а в клетке – хоть вой!

Охотнику тому хорошо, он иногда отлучался к костру, хоть и поглядывал оттуда на маленькую тюрьму, не оставляя ее без присмотра. «И как Конопатая собирается от него избавиться? Больно уж обязательный, гад».

Крил снова свернулся клубком, только на этот раз не от жары, а от холода. Когда дело пошло за полночь, задремал. Тревожным сном, который отдыха не дает, а бдительность нарушает. Вот и застала его девчонка врасплох, когда острым кулачком в скулу пихнула.

– А?!

– Ш‑ш‑ш… Все гнездо разбудишь. Держи! – протянула кухонный камень, каким мясо разделывают. – Другого нет. Тем более такого, каким ты… С которым к нам от Больших лодок пришел.

– Хочешь, чтобы я этим липкие листья перепилил?