Зона мутации
– Пусть так, потом отладим этот вопрос, – согласился он, хотя в пронзительном прищуре читалось: «захочу знать – под пыткой расскажешь!»
– Что же ты от меня хочешь, Мария?
– А ты не догадываешься, Говорящий с небом? Племя у тебя большое…
– Гнездо. Мы называем его гнездом.
– Один хрен. Гнездо у тебя большое, так что…
Она сделала паузу.
– Будем. Говорить. Вместе. Власть можно и поделить. Да оно ведь так и было. Уживался же ты с этим… Как его… Руководчиком.
Говорящего передернуло от упоминания того, с кем он собственноручно расправился.
– Сплошные плюсы! – продолжала Маша. – Хорошая еда, за которую тебя – ну и меня заодно – будут боготворить. Если сочтешь нужным, объявишь, что я твоя женщина. Наплетешь, будто я посланница каких‑нибудь там идолов. Люди уже сейчас в это верят, я видела, как на меня смотрели. Представляешь, твоя женщина – посланница богов! Поднимешь себе статус!
– Тебе все равно, чьей женщиной…
– Это формальность, – перебила она его. – Главное сказать. Ничьей собственностью я не была и не буду.
Потом добавила:
– А вообще – ты даже не представляешь, на что я хотела пойти ради продолжения рода.
Он стоял совсем близко, смотрел на Машу сверху вниз. Невозможно было догадаться, что у него на уме. Погладить? Задушить? А то и чего похуже.
– Не нравлюсь? – спросила она.
– Не нравишься.
Склонился, приподнял ее голову за подбородок.
– Пришла из ниоткуда, двигаешь меня с моего места. Никакой поруки твоим обещаниям нет, предлагаешь верить на слово. А я ведь и в клетку могу посадить. Насидишься – сама сделаешь все, что захочу.
Она дернула головой, освобождаясь от его руки.
– Можешь. Но другой возможности у тебя не будет. Вряд ли еще когда‑нибудь придет в гнездо человек с такими знаниями, как у меня. Которого все примут, как посланника небес. Который будет готов с тобой договариваться. И знаешь, что станет, если ты меня в клетку посадишь?
– Что же?
– Случится что‑нибудь плохое. Плохое всегда случается. Кто‑нибудь сломает ногу, или роженица потеряет ребенка, а, может, налетит сильный ветер и дерево упадет на чей‑то дом. Да что угодно может случится! И люди начнут шептаться, что это наказание Говорящему за то, что он сделал с Пришедшей. Понимаешь, чем все заканчивается, когда люди начинают шептаться?
– Хитрая баба.
– Нет, это ты хитрый. Я умная.
Не спросясь взял ее рюкзак, бросил на стол. Зажег еще одну лампу. Порылся в чужих вещах, вывалил их перед собой: бутылка воды, несколько пакетов с разными семенами, сменная одежда, изрядный кусок копченого мяса и полбуханки зачерствевшего хлеба. В конце брякнули о стол какие‑то железки.
Говорящий понюхал мясо.
– Не черное.
– Да, это корова. Мутантов я не ем.
Он усмехнулся.
– Здесь придется. Ближайший предел обращения не так далеко, он влияет. Чтобы твое милое личико не стало страшненьким, нужно жрать нелюдей. Только тогда будет невосприимчивость.
Пошевелил рукой железки, взял одну, поднес ближе к глазам. Мгновение оценивал, потом выхватил что‑то из складок одежды, подскочил к Маше. Заставил подняться, ухватив за воротник, прижал к ее горлу скальпель.
– У тебя есть огнестрел?!
Бесцеремонно принялся обшаривать девушку, расстегивать на ней одежду, не пропуская своими подвижными, тонкими пальцами ни одного укромного места. Все‑таки нащупал, достал.
Исправный, хорошо смазанный пистолет с целым ворохом магазинов, рассыпанных по столу, заряженных патронами! Это куда лучше, чем какой‑то там арбалет, даже сделанный из титана.
– Еще есть? Огнестрельное оружие?
Она молчала, хотя понимала, что за свою намеренную немоту прямо сейчас получит по лицу. Но Говорящий сдержался.
– Пускай… Отладим и это!
Вышел из комнаты. Донеслись громкие возгласы: «Не обыскал ее? Не обыскал?! Бестолочь! За ноги тебя подвесить, тупое ты полено! Не пойдешь больше в дозор, ума для этого не нажил! Бегом к костру – будешь воду женщинам таскать! Пшел!»
Говорящий вернулся в комнату, но только для того, чтобы схватить Машу за руку и вывести на улицу. Жестом подозвал кого‑то из мужчин.
– Хромой! Отведешь Пришедшую в дом Узорщика. Его с семьей выгонишь, поживут пока на улице, а там посмотрим. Сам встань у дверей – не выпускай и не впускай. Понял?
Тот кивнул. Перехватил машину руку, повел куда‑то ближе к прогалине. Хромой – даром, что припадал на правую сторону – двигался пружинисто, уверенно. Хватка у него была крепкая и под одеждой виделось мускулистое тело.
«Видать, охотник бывалый», – подумала Маша. – «Покалечился только, теперь у Говорящего придворным полицаем в гнезде. Такого неплохо бы в союзники заполучить».
Она спокойно наблюдала, как он выгоняет из обжитого дома хозяев. Не было ни сожалений, ни мук совести. Да и с чего бы? Это не ее проблемы. Ей главное самой обустроиться, обеспечить свое будущее, свою безопасность. А что там станет с какими‑то дикарями – какая разница?
Часть вещей семье Узорщика позволили забрать, но многое в доме осталось нетронутым. Даже котелок с водой продолжал бурлить над очагом. Маша сняла его, поставила на грубо сколоченный стол. Огляделась. В углу широкая кровать, рядом с ней полки, на которых раньше лежала одежда и прочее барахло. Еще одна кровать – поменьше в ширину, зато двухярусная, притулилась к изголовью родительской. Четыре стула, какие‑то деревяшки с росписью и резьбой, сваленные в кучу, самодельные свечи… Жить можно.
Ближе к вечеру дверь распахнулась, зашел Хромой, поставил на стол тарелку. До Маши ему то ли дела не было, то ли специально игнорировал – даже не посмотрел и почти сразу вышел.
Она сухо сплюнула в его сторону. С опаской подошла к столу, заглянула в тарелку.
– Ну что ж… Этого следовало ожидать. Интересно, сколько же времени пройдет, прежде чем они вырастят из моих семян огурцы с помидорами? И я порубаю нормальный салатик!
