Зона мутации
Тут уж и провожатая остановилась, выдохнула с раздражением. Не хотелось Конопатой признавать, что они взяли неверное направление, повернули не туда или наоборот – пропустили нужную своротку. Кто их знает, этих древних, каких дорог и пересечений они могли понастроить…
Прошли еще немного вперед и тут Крил споткнулся.
– Да чтоб тебя!
Вернулся на шаг назад, пнул что‑то в траве.
– Камень?
– Нет. Железка.
Девушка тоже нагнулась, с любопытством разглядывая помеху.
– Странная какая железка. Длинная. Где она заканчивается?
– Тут еще одна, такая же, – Крил нахмурился. – А знаешь, я уже видел похожие, рядом с гнездом Больших лодок.
– Да, и у нас за вокзалом лежали. Вроде как тоже дорога, только не для обычных машин. Идем дальше.
– Погоди.
Большелодочник посмотрел направо, потом налево, обмозговывая лишь одному ему известную мысль.
– Такие железяки не ради смеха прокладывали. Соединяли они что‑то. Вернее всего – старые города. И если ближайшее гнездо на месте одного из них, то…
– По железкам до базара дойдем?
Он кивнул.
– И куда? Туда? – махнула одной рукой. – Или туда? – махнула другой.
С усмешкой смотрела на растерянное лицо Крила.
– Нет уж! Идем вдоль бугра и никаких железок!
Но не прошло и часа, как старая дорога привела их к препятствию, заставившему вспомнить про эти самые железки. Заросшее соснами и елями направление, которому они следовали, превратилось в такую же заросшую развилку. Вот только деревья здесь были другими.
Конопатая уперлась в них взглядом – неласково, исподлобья.
– Секвохи. Чтоб им сгореть!
Огромные растения, служившие проводниками для нечеловеческих стай, угрожающе шевелили ветвями, покачивали высокими верхушками, вдоль которых гулял ветер.
– Я мало чего боюсь, – медленно произнесла Конопатая. – Голод, холод. Одиночество. Жучьи ямы или пчелы‑охотники тоже не больно‑то пугают. Вот только нелюди… Как увижу – сразу хилость в ногах. Не знаю, почему.
Она повернулась к своему несостоявшемуся жениху.
– Знаешь, ты прав.
– В чем?
– На круг дорога загибала. Вдоль окружной мы пошли, вот чего! Оттого и в базар не уперлись. Там он, – вытянула руку, указывая налево. – Секвохи к городу гуще растут.
– Вернемся к железкам?
– Угу. Я рядом с этими, – кивнула на высокие деревья, – топать не желаю.
Быстро надвигающаяся ночь не позволила им закончить путешествие в тот же день. Пришлось остановиться на ночлег. Уничтожив остатки еды, запив их холодной водой из ручья, они снова накидали веток и Конопатая теснее прильнула к большому и сильному телу Крила, уже нисколько не смущаясь близости, желая лишь согреться.
Выспаться ей не удалось. Пробуждалась от каждого шороха и от того, что большелодочник забывался крепким сном, переставая чувствовать все вокруг, словно опять оставляя ее одну.
Открыв в очередной раз глаза, Конопатая встретила первые лучи солнца, тут же спрятавшегося за тучи. Поднялась, умыла лицо, поеживаясь от холода. Принялась будить Крила.
Когда они по железке подходили к городским окраинам, с неба посыпалась снежная крупа.
– Вот и сюда зимний дух пришел, – девушка поймала рукой несколько снежинок. – А ведь еще деревья не облетели.
Впереди железку пересекала просека: широкая полоса, освобожденная от деревьев, убегающая в том же направлении, что и дорога, по которой Крил с Конопатой вчера отказались идти. Вдоль просеки лежали обтесанные, частично распиленные секвохи. Видно, местные заботились о том, чтобы удобные для нелюдей заросли не пробирались в город.
Путники посмотрели в ту сторону, откуда им следовало появиться, если бы они не выбрали иной путь. На крайних секвохах, до которых не добрались топоры, что‑то висело. Что‑то темное. Конопатая отошла чуть назад, прячась за спиной мужчины.
– Один, два, три… – Крил шевелил губами, считая, сколько нелюдей было подвешено вниз головой на ветках деревьев. – Их там не меньше двух десятков! Целая стая. Да ты не бойся, мертвые они.
– Почему на мясо не пустили?
– Может и пустили. Остальных. А эти для устрашения висят.
Оглядываясь, они пошли дальше. Уже виднелись струйки дыма, медленно поднимающиеся навстречу крупинкам снега. Расчищенную от зарослей дорогу впереди перегораживала зубчатая полоса, которая, когда они подошли ближе, превратилась в забор высотой в три человеческих роста.
Ворота были приоткрыты и, хотя сразу за ними стояли вооруженные люди, никто не остановил гостей – охранники лишь посмотрели им вслед, да перебросились о чем‑то друг с другом недовольными голосами. Видимо, базар принимал любых пришлых. Лишь бы они были людьми.
– Где нам искать твоего дядьку?
Конопатая пожала плечами.
– Спросить надо.
– У тех можно было спросить, на входе.
– У тех рожи злые. Вот у этой узнаем, с бельем.
К ним навстречу шла немолодая, уставшая от тягот жизни женщина, тащившая влажный ком только что постиранных тряпок.
– Скажите, где нам Ратника найти?
– Дорогу, сопливая дрянь! Повылезали тут из каждой подворотни…
Они с Крилом шарахнулись в сторону, стараясь не задеть тетку и ее белье, а то, чего доброго, этими же тряпками и приложила бы «повылезавших». Однако удалившись на несколько шагов крикнула:
– В середке он городской, рядом с учреждением. С детями играется.
Она еще о чем‑то ворчала, но воинственный дух утратила и к ним больше не поворачивалась.
– В середке, так в середке.
Южный базар обнимал их со всех сторон нагромождением деревянных построек, заползающих друг на друга, возвышающихся на два, три, или даже четыре этажа. Все это возводилось тесно, хаотично, но оттого как‑то особенно человечно и уютно.
