13 сокровищ

Дневник сам собой раскрылся, вывалившийся оттуда комочек земли упал на Танину тапочку и рассыпался. Из тапочки раздалось приглушенное чихание, после чего оттуда выбралось четвертое и последнее существо, похожее на свинью и уродливое. Не без усилия похлопав облезлыми коричневыми крыльями, оно неуклюже взлетело и взгромоздилось на кровать. Уселось и принялось энергично чесаться, щедро осыпая одеяло линяющей шерстью и блохами, а затем невероятно широко зевнуло, потирая мордочку маленькими коричневыми лапками.

Как‑то, когда Таня была гораздо меньше и ее родители еще не развелись, она мрачно надулась после материнского выговора.

– Не будь маленьким Мизхогом! – раздраженно бросила мама.

– А что такое Мизхог? – не выдержав, полюбопытствовала Таня.

– Противное свиноподобное существо с вечно несчастным видом, – ответила мама. – С такой недовольной гримасой ты выглядишь в точности как оно.

Это вспоминалось Тане каждый раз, когда она видела искусанное блохами коричневое создание. Его жалкий вид так соответствовал маминой выдумке, что в мыслях Таня всегда называла его Мизхогом. Если не считать блох и запаха мокрой псины, скромный Мизхог ничем особо не досаждал. Он никогда не разговаривал – по крайней мере, ни на одном понятном Тане языке, – был вечно голоден и имел привычку чесать пузико. В остальном, казалось, он был вполне доволен, посматривая на происходящее вокруг добрыми карими глазами – единственное в нем, что можно было бы назвать красивым. Теперь же, широко их раскрыв, он глядел на нее не мигая и издавая тихие сопящие звуки.

Дневник покачивался перед Таниным лицом. Она быстро перевела на него взгляд.

– Читай, – велел Гредин.

– Но я не могу, – сказала Таня, – здесь слишком темно.

Взгляд Гредина был тверд как кремень. Страницы дневника замелькали, перелистываясь сами собой – назад и вперед, словно решая, на какой из записей остановиться, и замерли на торопливо нацарапанных строчках ближе к концу тетради. Таня сразу узнала запись – она сделала ее меньше двух недель назад. Буквы сейчас различить почти не получалось – да что там, из‑за слез, стоящих в глазах, зрение туманилось, в темноте даже свою руку было почти не разглядеть. И тут у Тани зашевелились волосы: со страниц зазвучал ее собственный голос. Не настолько громко, чтобы разбудить кого‑нибудь, но вполне внятно и отчетливо. Доносившийся издалека, он словно пробивался из‑за пелены прошедших дней.

«Сегодня ночью они снова были тут. Почему я? Ненавижу их. НЕНАВИЖУ их…»

Мучительный кусок длился и длился, и Таня могла только с ужасом слушать свой голос – страница за страницей, – злой, огорченный, беспомощный.

Все это время они наблюдали за ней: Рэйвен – устало, Шляпа‑с‑Пером и Гредин – с каменными лицами, Мизхог – не очень заинтересованно, продолжая почесывать блохастый животик.

– Достаточно, – произнес Гредин, как показалось, целую вечность спустя.

Танин голос немедля оборвался, лишь страницы продолжали шуршать, будто их перелистывала чья‑то невидимая рука. Каждое написанное слово постепенно бледнело и исчезало, будто чернила впитывались в промокательную бумагу.

Дневник упал на кровать, рассыпавшись в прах от удара.

– Ты ничего этим не добьешься. – Рэйвен указала на то, что осталось от дневника. – Только расстраиваешь себя сама.

– Кто‑нибудь когда‑нибудь мог прочитать, – с горечью сказала Таня, – и поверить мне…

– Правила просты, – напомнил Шляпа‑с‑Пером. – Ты никому не говоришь о нас. А попытаешься – мы снова накажем тебя.

Останки дневника зашуршали на кровати и, поднятые в воздух, как облако песка, вылетели из окна в ночь.

– Все. Как будто его и не было, – сказал Гредин. – Теперь он там, где розмарин растет у ручья, текущего в гору. Во владениях пикси.

– Не верю я ни в какой ручей, текущий в гору. – Таня мучительно переживала, что выставили на обозрение ее самые сокровенные мысли.

– Пикси – дикие создания, – продолжил Гредин. – Непредсказуемые. Даже опасные. Все, чего они касаются, искажается. И розмарин, известный своей способностью улучшать память, портится. Меняет свойства на противоположные.

Для пущего эффекта он сделал паузу. Таня осмотрительно не стала вновь перебивать.

– Итак, существуют люди, которые известны нам как знахари. Они осведомлены о свойствах всех трав и растений, в том числе розмарина. А розмарин, даже тот, что испортили пикси, годен кое для чего. В правильных пропорциях он способен навсегда уничтожить воспоминания в разуме смертного, например память о прежней возлюбленной. Очень уместно при некоторых обстоятельствах. Но мы, как бы нам ни претило иметь какие‑либо отношения с маленькими грязными пикси, тоже находим применение для этого волшебного растения. Оно крайне полезно, когда люди случайно натыкаются на наше царство и видят то, что им видеть не положено. Немного испорченного розмарина – и дело исправлено, а с человеком не происходит ничего дурного. Он будто просыпается после приятного сна, который совсем не запомнил. Но случалось, дозу подбирали неверно. И тогда все воспоминания человека стирались начисто. Вот так. – Гредин щелкнул пальцами, и Таня вздрогнула.

– Разумеется, обычно это по недосмотру, что происходит крайне редко, но иногда… всего лишь иногда… это используется в качестве последнего средства, чтобы заставить замолчать тех, кто молчать не хочет. Весьма плачевная судьба – бедолаги не могут вспомнить даже свое имя. Неприятная, но необходимая мера. В конце концов, о том, чего не помнишь, уже не рассказать.

Внезапно Таня ощутила вкус страха.

– Я больше не напишу о вас.

– Хорошо, – сказал Шляпа‑с‑Пером. – В противном случае это будет очень глупо с твоей стороны.

– Только ответьте мне на один вопрос. – Таня собрала всю свою решительность. – Не может быть, чтобы я была одна такая. Я знаю, что я не единственная…

Взгляд Гредина заставил ее умолкнуть.

Спуск с потолка произошел неожиданно и стремительно. В падении Таня инстинктивно ухватилась за единственное, что было под рукой, – светильник в форме звезды. Раздался ужасный треск, когда провод натянулся под ее весом, а штукатурка вокруг начала отваливаться пластами размером с тарелку и, падая на пол, громко разбиваться. Лампочка выпала и брызнула осколками. Плафон‑звезда выскользнул у Тани из рук и, ударившись о шкаф, разлетелся вдребезги. Рухнув на кровать и пытаясь отдышаться, Таня услышала скрип лестницы и тревожные шаги. Даже не поднимая глаз, она знала, что все уже исчезли, как делали всегда, – словно сухие листья, которые унес ветер. В комнату вбежала мама и так дернула ее за плечо, что Таня вскрикнула. Мама с отвращением разглядывала разгром в комнате.

– Мам… – прохрипела Таня, – мне… мне приснился кошмар… Прости…

Даже в блеклом свете луны Таня видела обреченность на лице мамы. Она отпустила Танино плечо, медленно села рядом на кровать и, сжав кулаки, надавила ими на закрытые глаза.