43 дня до конца
Товарищи кивнули, соглашаясь с моими словами. И, потратив целый час на повторение деталей плана, они оставили меня одного в тренировочном зале.
Тёмно‑серые стены давили, и я направился прямиком к люку, который весьма искусно был скрыт на потолке. Отворив дверцу, я прыгнул и ухватился за края, подтягиваясь на руках. В разгорячённое лицо тут же ударил освежающий порыв прохладного воздуха. Темнота ночи приняла меня к себе, окружая шелестом ветра и запахом влажной земли. Я улёгся на спину, на несколько секунд прикрыв веки, и завёл руку за голову, погружаясь в размышления. На ощупь достал из кармана плеер и наушники, одним нажатием запуская знакомый трек.
Музыка всегда успокаивала меня, помогая сосредоточиться. И чем громче и ритмичнее она была, тем спокойнее я себя ощущал. Пальцы отбивали дробь по животу в такт песне, а в голове вновь пронеслись воспоминания, которые занозой сидели в душе.
Перед глазами то и дело мелькали картинки того, как отец учил меня играть на гитаре, а мать фотографировала нас на модный тогда голубой полароид. Я с восторгом держал в руке медленно проявляющийся снимок, навсегда запечатлевший счастливые лица отца и сына. Которые больше никогда так не улыбались…
Музыка резко притихла, а на мои ноги кто‑то сел. Я нехотя открыл глаза, увидев перед собой знакомый силуэт.
– Ты совершенно забыл про меня, cariño[1], – недовольно произнесла Леона, вынимая из моего уха второй наушник.
Я тяжело вздохнул, приподнимая бровь и окидывая брюнетку внимательным взглядом. Ее смуглая кожа блестела ярким глиттером от света падающей луны; мини‑юбка задралась неприлично высоко, а короткий тёмный топ особо ничего не прикрывал. Она была пьяна, прекрасна и раскрепощена до предела, а флюиды вожделения так и сочились из каждой клеточки тела.
– Мой cariño не приходит ко мне уже второй месяц, – её пальчики скользнули под мою футболку и провели по кубикам пресса.
– У тебя каждый второй в лагере – карино, дорогая, – усмехнулся я, кладя руки на её обнаженные ноги и проводя вверх по гладкой коже, сжимая упругие ягодицы и притягивая девушку ближе к себе.
Леона засмеялась, поёрзав и лишь раззадорив пробуждающееся во мне желание.
– Ну ведь ты всегда будешь особенным, – резко наклонилась она, касаясь моей шеи полными губами и вновь слегка отстраняясь. – Ты ведь об этом знаешь.
Я резко перекатился, прижимая её к влажной земле, и развёл стройные ноги, устраиваясь между ними.
– Посмотрим, – сильнее сжал сочные бёдра, впиваясь жарким поцелуем в губы развратной девицы.
Глава 7
Нея
Несмотря на отсутствие особых гастрономических предпочтений и вкусов, завтрак подали весьма разнообразный. Всё же никто не отменял несварений и аллергий.
Испытания должны были скоро начаться, и я сидела за широким светлым столом, медленно пережёвывая остатки яичницы.
Страха или волнения совершенно не ощущалось. С самого утра, вновь проснувшись на рассвете, я вышла на пробежку и чуть потренировалась в саду, где мы с Ноэ были вчера. Теперь, надев спортивный костюм с круглым символом своей фракции, я позавтракала и осталась в столовой, ожидая, пока настанет время Ринга. Мышцы пришли в тонус, а былая усталость улетучилась, оставив место спокойной решительности.
Я задумчиво провела пальчиком по тупой стороне столового ножа, блестевшего серебристым светом от падающих солнечных лучей. В памяти невольно всплыл образ того незнакомца, который тихо подошёл ко мне на балконе в Грёзах. Уже улетая на аэрокаре, я оглянулась на то самое место, чтобы ещё раз всмотреться в его фигуру, – там никого не оказалось. Но произнесённые им слова почему‑то никак не выходили у меня из головы.
Неужели действительно кто‑то решается спрыгнуть вниз и оборвать свою жизнь? Что вообще может побудить сделать это?
– Ты идёшь? – раздался голос Ламеры рядом.
Я обернулась. Взглянув мимоходом на часы, удивилась, что время пролетело так незаметно.
– Да, конечно, – кивнула я, вставая из‑за стола. – А где Клифф?
– Без понятия, но он явно ночевал не в своей постели, – бросила она в ответ, пожимая плечами.
– Ты уже выбрала дисциплину?
Мы только подошли к выходу из столовой, как звон бьющейся посуды и послеовавший за ним грохот заставили нас обернуться. Один из офицеров схватился за горло, а лицо его стало неестественно красным. Всё тело мужчины сотрясалось от какого‑то приступа, глаза закатились, оставив лишь яркие белки. Два других офицера спокойно стояли рядом с ним, не притрагиваясь, но при этом отдавая команды по рации.
– Офицеру плохо. Интоксикация, – послышался голос одного из них, но мы уже полностью утратили интерес к ситуации, направляясь к выходу из столовой.
– Думаю, что предпочла бы бой, а ты? – равнодушно отозвалась Ламера, отвечая на заданный мной вопрос.
– Предпочла бы его избежать, – задумчиво ответила я, мысленно прикидывая возможные варианты соревнований и планируя заранее свою стратегию.
Но все мои догадки не шли ни в какое сравнение с тем, что предстало перед нами, стоило войти в тренировочный зал.
– Каждый из вас выбирает оружие и проходит в куб, – спокойным ровным тоном произнёс Густав Темпор, стоило нам всем собраться.
Я скользила изучающим взглядом по ровным рядам, где пустовали места для журналистов, которых должны вот‑вот впустить внутрь – для трансляции Ринга в других фракциях. Сегодня мы все были живым примером и идеалом, к которому остальным следовало стремиться.
Ринг не был способом запугивания и устрашения жителей. Скорее, чем‑то наподобие телевизионных шоу, которые до войны мелькали довольно часто и были весьма популярны. Своего рода развлечение для тех, кому чувства уже не подвластны в полной мере. Принимать в нём участие могли практически все кандидаты от фракций, но в этом году торжественно были выбраны мы – в связи с новым важным соглашением, о котором пока никто не говорил в открытую.
Мама подошла к главе фракций, скрестив руки на груди и продолжив его речь:
– В кубе пройдут испытания, которые позволят оценить вашу выносливость, ловкость и реакцию. Вам ничего не угрожает, но каждый должен показать свой максимум. Не забывайте, вы лучшие…
[1] Милый (исп.)
