Агнесса среди волков в овечьей шкуре

Так что расстались мы на этот раз друзьями. Вечером Марк еще раз, последний, попробовал отговорить меня, но, конечно, тщетно.

– Я не понимаю, чего ты взъелся на Натали… – я пыталась рассуждать спокойно, но он меня прервал:

– Она скорее не женщина, а кошка, так и кажется, что сейчас зафырчит и выгнет спину, – отвечал мне Марк. – Не люблю таких. К тому же она чересчур эмансипирована.

– В романах, которые я перевожу, героиня непременно обозвала бы тебя сексистской свиньей. Но я всего лишь напомню тебе, что пора ужинать, и даже подам тебе ужин собственными руками.

Тем не менее мы до самой ночи дулись друг на друга и спали на этот раз, повернувшись вдруг к другу спиной. Впрочем, уже на следующее утро Марк был почти мил, как обычно (он не может быть слишком приятен по утрам, потому что по натуре он сова и соня).

Но уговорить Марка было еще полдела. Уговорить моего нового американского родича расстаться с деньгами – вот это была задачка! Естественно, я действовала через маму. Моя мама – чудесный человек, но она немножко не от мира сего. Она – представительница того поколения, для которого всякие там маркетинги и консигнации – всего лишь иностранные слова, засоряющие великий русский язык. Я никак не могла ей объяснить, тем более по телефону, для чего мне нужны деньги, почему мне нужно их так много (я просила сто тысяч баксов) и каким образом я их собираюсь возвращать. Гарантии? Я хотела предложить ее разлюбезному Годфри приехать и самому осмотреть наши активы, но вовремя прикусила язык – не хватало еще до смерти заморозить отчима.

Получив первый (но далеко не последний) счет за переговоры с Америкой, я подумала, что Марк в чем‑то прав: до вступления в дело еще далеко, но я уже вылетаю в трубу! Впрочем, о чем это я? Все мои ближайшие родственницы, если не по крови, то по натуре, прекрасно умели и вылетать из трубы, и возвращаться обратно по дымоходу, правда, при помощи некого совершенно необходимого инструмента, а именно – помела. Эта мысль меня ободрила и даже вдохновила на своего рода подвиг – за неимением дома метлы я взяла половую щетку и вымыла пол на кухне. Не так‑то просто выбить меня из колеи!

Тем не менее через два месяца я получила от отчима тридцать тысяч баксов. Каким образом – это тоже тема для авантюрного романа, но совсем другого, еще не время об этом рассказывать. Я думала, что Натали расстроится, не получив всю необходимую ей сумму, но на самом деле она страшно обрадовалась.

– Лучше тридцать тысяч, чем ничего! Как только мы начнем разворачиваться, то новые инвесторы придут сами.

Мы составили устав нового товарищества, Натали становилась президентом фирмы, а я – генеральным директором. Все основополагающие решения должны были приниматься с нашего обоюдного согласия.

– Главное, чтобы ты не отвечала за чужие долги, – настаивал мой муж. – Ты и сама успеешь их наделать.

– И вовсе не собираюсь. И откуда ты взял, что у "Астарты" есть долги? Ты же сам видел подтверждение, что Натали расплатилась с банком.

– Дорогая моя бизнесвуменша, русский бизнес без долгов не бывает!

Скрепя сердце Марк пожелал мне удачи – на физиономии у него при этом было такое выражение, как будто он хлебнул чистого уксуса. И через несколько дней бухгалтер Алик повез документы новой фирмы – ООО "Астарта+" – на регистрацию.

2. Издательские будни

И потекли будни совершенно новой для меня жизни в качестве совладелицы фирмы, хотя пока еще только номинальной – за внесенные мною баксы Рукавишникова выдала мне долговую расписку. Мне раньше казалось, что я досконально знаю, как работает издательство – в конце концов, мне довелось побывать в шкуре не только переводчика, но и редактора, и рецензента. Но эти ощущения – ощущения Хозяйки – оказались совершенно для меня новыми. Мне, например, казалось, что я неплохо разбираюсь в чисто деловых вопросах – когда я работала у брата, у него не было от меня секретов. Но я чувствовала, что оба мои "верхних" образования: лингвистическое и психологическое – мне тут не помощники. Это совершенно разные вещи: быть наемным работником, пусть даже самым квалифицированным, и принимать решения. В моей новой роли я должна была брать на себя ответственность, причем я отвечала уже не только за себя, но и за других. Собственно говоря, я этого никогда не боялась, но нельзя сказать, что этот груз на меня не давил.

Тем более что обстоятельства, да и сама Натали тоже, отнюдь не облегчали мне задачу. Пока новое издательство не было официально зарегистрировано, я мало что могла сделать: активами с полным правом распоряжались Рукавишникова с Петровым, и печать была в руках (вернее, в дипломате) у бывшего мужа Натали. У нее с Сашей сложились очень странные отношения: Натали бросила его больше года назад, но тем не менее они продолжали выливать друг на друга, когда встречались по делам, всю накопившуюся горечь супружеского разочарования. Саша походил на тяжелоатлета, рано вышедшего на пенсию: высокий, богатый телесами и мордатый, его когда‑то мощные мышцы заплыли жирком и производили впечатление не силы, а рыхлости. Судя по всему, в юности он был внешне очень даже ничего, у него были неплохие черты лица с выступающим упрямым подбородком, но теперь, хотя ему еще не было сорока, физиономия его обрюзгла, а животик нависал над поясом. К тому же он был рыж, как Чубайс. Впрочем, Чубайс был мне в чем‑то симпатичен, а Петрова я терпеть не могла – ни как мужчину, ни как человека, ни тем паче как бизнесмена. Он отличался исключительно мерзким характером, к тому же считал, что выполняет в этой жизни важнейшую миссию – растит в своем лице достойного представителя класса новых русских, которые и спасут Россию, а потому все обязаны на него работать хорошо, безропотно и, главное, практически бесплатно. Иногда я диву давалась, что Натали в нем нашла, и однажды ее об этом спросила, на что она ответила:

– Он подвернулся в неудачный для меня момент и этим воспользовался.

Самое смешное при этом было то, что меня‑то он уважал. Познакомились мы с ним при весьма забавных обстоятельствах. Однажды в прошлой, добизнесовой жизни я пришла в офис "Астарты" за гонораром, который Натали мне обещала выплатить именно в этот день. Но, как это случалось нередко, в данный момент у издательства был кризис с наличностью; Натали долго мялась, объясняя мне это. Как назло, обрывки нашего разговора услышал Петров; топоча, как табун перекормленных зебр (в подвале шаги отдаются особенно гулко), он ворвался к нам в большую редакторскую и налетел на меня, как взбесившийся жеребец‑производитель:

– Какое право вы имеете требовать деньги в неурочное время? – вопил он, и на губах у него пузырилась слюна. – Вы разве не знаете, что у нас отведены специальные дни для выплат в конце месяца?

Это была наглая ложь: никаких особых дней выплаты гонорара не было (как, впрочем и зарплаты постоянным сотрудникам), просто надо было поймать тот момент, когда в офисе заводились деньги, и успеть получить их до того, как на на них объявятся другие претенденты. Как я узнала впоследствии, с редакторами и переводчиками Натали и Полина нередко расплачивались из своего собственного кармана. Но меня возмутил на этот раз не смысл его слов, а его тон: я не выношу, когда на меня кричат.

– Молодой человек, – произнесла я ровным и спокойным голосом, медленно поднимаясь на ноги, – я не совсем понимаю, о чем идет речь. – И вообще, я пришла не к вам и не с вами разговариваю, – эти слова я уже не проговорила, а проорала, а чтобы до него яснее дошло, еще затопала ногами (оказывается, топот – это очень заразительно). – Я никому не позволю на себя кричать! Вон отсюда!