Агнесса среди волков в овечьей шкуре

И – он действительно выбежал и больше в тот день не появлялся. Смущенная, но довольная Натали извинилась и объяснила мне, кого я выгнала из комнаты: получилось, что я вытурила из офиса его хозяина! Я долго хохотала, но если бы я заранее знала, кто такой был этот Саша Петров, я сделала бы тоже самое, с еще большим душевным удовлетворением.

После этого Петров относился ко мне трепетно и даже не раз спрашивал моего совета: наверное, не так много нашлось на свете людей, которые смогли поставить его на место! Возможно, в своей внутренней табели о рангах он поставил меня где‑то на одном уровне с собой. Когда Натали злилась по любому поводу, она всю свою ярость выливала на бывшего супруга, выбранного ею в качестве козла отпущения. Именно эти проявления бурного темперамента отталкивали от нее Марка. К тому же красота Натали, наличие которой он неохотно признавал, оставляла его равнодушным. Марк любит в женщинах округлости, а Натали с помощью всяческих диет, аэробик и шейпингов изгнала из себя последние намеки на выпуклости – ее фигура, с мальчиковыми бедрами, столь удивительными у матери взрослого сына, казалось, принадлежала совсем девчонке. Так что я могла быть в одном отношении совершенно спокойной – частые встречи мужа с моей новой партнершей мне ничем не угрожали. Конечно, Марк никогда не позволил бы себе ухаживать за кем‑нибудь на моих глазах, но береженого Бог бережет… Тем более что я не верю в женскую дружбу; у меня много приятельниц, но истинная подруга только одна – Катя, с которой мы вместе с самого нашего детства и которой нравятся совсем не те мужчины, что мне.

К сожалению, сложности былых супружеских отношений Натали и Саши непосредственно сказывались на делах фирмы. Во‑первых, так как они еще недавно были не только компаньонами, но и мужем и женой, то и имущество у них было общим и его еще только предстояло поделить. Хотя Петров и заявлял вслух, что ни на что не претендует, тем не менее он наложил лапу и на книги, и на счет "Астарты". Он предложил Натали разделить все по‑братски: ей – долги, ему – активы. И как я не уговаривала Натали установить с ним временное перемирие, чтобы провести переговоры вне поля боя, она, соглашаясь со мной в принципе, в частности выходила из себя, едва только завидев знакомый рыжий ежик.

Таким образом, мне оставалось пока только одно: ждать – и тем временем входить в курс дела. Я и входила; если можно так выразиться, я это делала всеми силами души и тела. Я уселась за учебники курса бизнес‑школы; я чуть ли не часами общалась с нашим ментом Баранкиным, пытаясь вытянуть из него секреты книготорговли – но, к сожалению, Володя лучше продавал, чем об этом говорил, так что от него я почерпнула не так много. Немало времени я провела и с Полиной, изучая ее файлы и списки, чтобы составить общее представление о деятельности издательства. И, конечно, я желала, чтобы в первую очередь информацией со мной поделилась Натали, но у нее вечно то не было настроения, то не хватало времени. Чувствовалось, что всякие мелкие подробности нашего конкретного бизнеса ее не интересуют – не в этом было ее сильное место. Натали была стратегом, а не тактиком, и у нее был особый нюх – она как будто заранее знала, какие книги будут пользоваться особым спросом в ближайшие полгода. Хорошие книги она чуяла на расстоянии. Она умудрялась быть в прекрасных отношениях со всеми действующими в Москве агентствами по авторским правам и набирала права на произведения лучших зарубежных авторов впрок, как свой самый драгоценный капитал.

Больше всего мне помог в постижении азов книгоиздательского дела Игорь Кирьянов, независимый издатель и литагент. Это был невысокий светловолосый мужчина примерно моего возраста, с приятной внешностью. Его не так легко было разговорить, но когда на него находил стих и он рассуждал о том, что его действительно интересовало, то вдруг становился просто златоустом. Его вдохновляли две вещи: во‑первых, хорошие книги, во‑вторых, водный спорт – в юности он с друзьями любил путешествовать на байдарках или сплавляться на плотах, а сейчас увлекался хождением под парусом. И, конечно же, он отлично ориентировался во всем, что имело хоть какое‑то отношение к нашему бизнесу. Про него ходили слухи, что когда‑то он страстно был влюблен в Натали, но был отвергнут. Утверждали также, что он все еще любит Натали; мне казалось, что эти слухи распускает сама Рукавишникова, никаких особых проявлений мук неразделенной страсти в его отношении к Натали я не обнаружила, по‑моему, она ему даже не нравилась. Натали считала само собой разумеющимся, что все окружающие ее мужчины влюблены в нее. Мне же эти сплетни принесла на язычке Леночка Фирсова, зашедшая в наш офис "на огонек". Великолепная переводчица, Леночка в издательском мире славилась, однако, совсем другими талантами – эта прирожденная сплетница знала абсолютно все о людях, имеющих хоть какое‑то касательство к книгам: кто с кем живет и кто с кем уже не живет, кто на кого глаз положил и кто кого сглазил. К сожалению, ее знания в области финансовых дел издательств были крайне ограничены, а это, как выяснилось впоследствии, и было самым важным.

Время шло, а наш, то есть теперь мой личный бизнес, стоял на месте. Новое издательство наконец было зарегистрировано, но что толку, если у него не было активов – Петров делал все, чтобы нам нагадить, и делиться желал только на словах. И, конечно же, денег Годфри на раскрутку не хватало, нужно было искать еще состоятельных людей, готовых рискнуть.

 

3. Первый труп

 

Увы, больше всех рисковала я, и я поняла это очень быстро. Я не проработала в издательстве и месяца, как случилось ЧП. Мы собирались в офисе не раньше одиннадцати, и как‑то в один погожий октябрьский день я приехала на работу примерно в четверть двенадцатого. Дверь была прикрыта, но не заперта, и я обрадовалась, что пришла не первая – неуютно было как‑то в нашем подвале в одиночестве. Я действительно оказалась не первой – включив свет, я обнаружила на полу в коридоре лежащего мужчину. Вернее, его тело. Лампочка светила тускло, и сначала я решила было, что это кто‑то из наших. Но нагнувшись, я увидела распухшую небритую физиономию, и резкий запах сивухи убедил меня окончательно, что это чужой. Чтобы получше разглядеть незнакомца, я распахнула настежь дверь – пусть и скудно, но солнце сюда все‑таки проникало. За дверью оказался спешивший на работу Баранкин, к моей великой радости, и с возгласом:

– Володя, посмотри, там кто‑то лежит! – я пропихнула его вперед, а сама спряталась у него за спиной. Володя подошел к мужику и наклонился над ним, а потом вернулся к двери, доставая из кармана сигареты; руки у него слегка подрагивали.

– Он мертв, – сказал он, закуривая. Я удивилась: опер из угрозыска должен был бы привыкнуть к виду трупов, но Баранкин как‑то странно побледнел, ему явно было нехорошо. Впрочем, мне некогда было рассуждать об этом, потому что внезапно мне тоже стало дурно. Жадно хватая воздух ртом, я спросила:

– Ты знаешь, кто это?

– 

– Нет, не имею ни малейшего представления, – теперь цвет его лица приобрел уже зеленоватый оттенок.

Я взяла у него сигарету – крепкая, я такие не курю, затянулась и спросила – не Баранкина, а скорее обратилась в пространство:

– Что же нам теперь делать?

Тут реализатор вспомнил свое ментовское прошлое и спохватился:

– Во‑первых, никого в подвал не пускать. Во‑вторых, вызвать милицию.

Но это проще было сказать, чем сделать, потому что в это мгновение появилась Натали, стремительная, как вихрь. Раз в жизни она не опоздала – именно тогда, когда нужно было бы опоздать! Мы не успели ее остановить, как она со словами:

– Что вы тут курите, когда надо работать! – отодвинула нас и ворвалась в подвал.