Андреевский флаг
Однако Петр, хотя и без остатку преданный этой мысли, возжелал прежде собственными глазами и во всех подробностях узреть то просвещение, об оном он так много наслышался и начитался. В архиважном деле – преобразовании целого царства! – он не мог поступить легкомысленно, переменив необдуманно нравы и обычаи своего народа; шатко и безрассудно полагаться лишь на одни слова иностранцев, хотя многие из них заслуживали всей доверенности, потому что первое место между ними занимают его учителя‑наставники – Лефорт[1] и Тиммерман[2], уже так много раз доказавшие верность и привязанность свою к России. Нет! Он увидит все сам; он собственным суждением оценит все pro и contra[3] и уж тогда собственными руками перенесет их в родное Отечество. Для счастья подданных своих он не пожалеет ничего, он подвергнется не только всяким трудам, но и опасностям!.. И он решился – то было началом славных дел!
* * *
«…За спиной молодого царя остались: Митава, Кенигсберг, Берлин, Ганновер… В городах немецких, особенно в Берлине, он внимчиво занимался военным искусством; там было много взято ценного и толкового, современного. Что говорить, коли уж в четырнадцать лет юный Петр показал боярам изъяны прежнего “Ратного устава”, где крайне возмущен был излишними словами в команде. “Внимайте, – рубил с плеча горячий юноша окружавшим его насупленным бородачам, – способно ли офицеру скоро скомандовать все сие: «Подыми мушкет ко рту, содми с полки, возьми пороховой зарядец, опусти мушкет долу, посыпь порох на полку, поколоти немного о мушкет, закрой полку, стряхни, содми, положи пульку в мушкет, заложи пыж на пульку; вынь забойник, добей свинец и пыж до пороху, приложися, целься, стреляй!»?! Ан не лучше, – продолжал Петр, – вместо всего этого: «Слушай! Заряди мушкет! Целься! Огонь!»?” Что тут было! Поднялся сыр‑бор! – бояре с пеной у рта защищали дедовский устав; не верили, чтобы можно было здраво понять и исполнить это “куцее” приказание, но когда Петр отчеканил при них команду и солдаты так же исправно все сделали, как и прежде, упрямые приверженцы старины прикусили языки и вынуждены были согласиться с юным Петром.
…За Берлином и Ганновером показались флюгеры и черепичные крыши голландского городка Саандама. Здесь Петр, думая исключительно о пользе подданных своих, забыв совершенно величие царя, в одежде простого плотника учился любимой науке своей – кораблестроению!
Затем был Амстердам – и там тоже напряженный труд: ни дня без цели! В славном городе сем работа его не ограничивалась корабельной верфью: почти все ремесленники и фабриканты города видели Петра в своих мастерских, едва ли не все ученые и артисты давали ему уроки в любимых науках его. Из последних история называет математиков Дама и Гартцоккера, корабельных мастеров Вейсслера, Кардинала, Реенена, Петра Поля и корабельного рисовальщика Адама Сило.
И, право, непостижима была для современников неутомимость этого гения! Они едва верили глазам своим, видев русского царя в один день и за станком ткача, и с циркулем математика, и с молотом кузнеца, и с листом самой тонкой бумаги, собственными руками выделанной им на бумажной фабрике! Быстрый, цепкий ум Петра с легкостью схватывал и вбирал все важное, ценное, первостепенное. Переимчивый Peter Baas[4], мастер всех художеств и искусств, являлся со своей свитой[5] почти в то же самое время в университетах и академиях, где слушал лекции лучших профессоров, на площадях и рынках, где покупал припасы для своей скромной трапезы, и, наконец, в тесной кухне, где порою в отсутствие кухарки сам был за “стряпуху” и готовил обед! Казалось, это был дух, везде носившийся, или чародей, для чудесной силы которого не было ничего невозможного, ничего слишком великого или слишком малого»[6].
«Покончив» с Голландией (где он провел несколько месяцев!), объездив в ней всё и вся, напитавшись знаниями, как губка водой, Петр в январе 1698 года стремительно отправляется в страну еще более примечательную своим просвещением – в Англию. Здесь тот же «убойный» ритм жизни, то же удивление народа к «чудесному», «неотразимому» царю отдаленной, «варварской» России, которую образованные европейцы привыкли считать непременно страной «полудикою»!
[1] Лефорт Франц Яковлевич (1656–1699) – русский военный деятель. Приехал в Россию из Женевы (Швейцария) в 1675 г. Активно участвовал в создании регулярной армии и флота. Командовал флотом во втором Азовском походе (1696 г.). После взятия Азова был назначен Петром I адмиралом. В 1697–1698 являлся одним из руководителей Великого посольства. До конца дней своих был предан и близок к Петру I.
[2] Тиммерман
[3] «За» и «против» (лат.).
[4] «Сначала никто не знал, кто был русский плотник Петр Михайлов, приехавший на шлюпке из Амстердама и нанявшийся работать на верфи Саандамской. Все удивились хорошей работе приезжего, и не прошло недели, как уже называли его за это мастером, Баас (Peter Baas). Трудно вообразить, как это прозвание обрадовало Петра! Он так восхищался, что, казалось, простое имя мастера, полученное им по заслугам, было для него выше его царского достоинства, принадлежавшего ему по рождению. Называться «баасом» было для него тем приятнее, что добрые жители саандамские никак не воображали, кого они величали так. Но тайна не могла существовать долго: Саандам был неподалеку от Амстердама, где находилось русское посольство, и к концу недели все заговорили, что Peter Baas – есть великий государь России!» (Ишимова А. О. История России.
[5] «Поручив внутреннее управление столицы и всего государства одному из достойнейших вельмож того времени, князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, Петр I выехал из Москвы со всем посольством 7 марта 1697 года. Первым послом был наместник новгородский, генерал‑адмирал Лефорт; вторым – сибирский наместник Федор Алексеевич Головин; третий – думный дьяк Возницын. Сам же царь назвался просто дворянским десятником Петром Михайловым. Свита посольства была многочисленна. Кроме всех чиновников, в ней было еще двадцать пять молодых людей из знатных фамилий, назначенных в это путешествие для усовершенствования себя в науках. Между ними отличался не породою, но редкими способностями и умом – Александр Меншиков. Это был любимец царский. Ловкость и проворство его пришлись по душе проницательному государю, и он взял Меншикова к себе сначала камердинером, а потом записал Алексашку (так Петр называл Меншикова) в Потешную роту. Впоследствии Алексашка добился многого: стал знаменитым полководцем и министром государя императора Петра Великого» // Ишимова А. О. История России.
[6] Ишимова А. О. История России.
