LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Бельведер

– Доследовать дело чинами уездной полиции. Предварительное заключение предоставить в присутствие не позднее… Ну, бог с ним… четырнадцатого октября сего года.

– Слушаюсь вашего превосходительства, – отчеканил Тарасов. – Благодарю за определение разумного срока. Пощадили.

– Не желаете ли чаю испить? – спохватился губернский прокурор.

– Нет, Александр Фёдорович, – ответил Тарасов. – Уже и в поезде поспел откушать.

За этим уездный исправник решил и откланяться.

– Помощь вам оказана мною будет, – всё же смягчился и окликнул Тарасова Александр Фёдорович. – Ответственность частично с уездной полиции снимаю. Направлю к вам для уголовного преследования по делу столичного следователя.

– Просил бы характеристику, – заинтересовался Игнатий Васильевич.

– Целостный, практичный человек в чине капитана, – рекомендовал следователя Хлопов. – И уверяю вас, что своего нынешнего положения в обществе, чина и звания он добился прилежностью и умением, а отнюдь не сильной протекцией. Кстати, службу в нижних чинах от инфантерии проходил на Кавказе. Явил там похвальное усердие, острый ум и даже преуспел, что удивительно, по медицине! Был отмечен державными наградами и направлен в Санкт‑Петербург для обучения военному медицинскому искусству, где к тому же выказал великолепную способность к аналитическому мышлению и следственному делу. Иначе был ориентирован по службе. И не ошибочно. Успешно раскрыл громкие, чудовищные злодеяния шайки лодочников у Чернышева моста. Направлен был в следственный департамент. А вот тут уже заметьте, подполковник, лично мной направлен! И я не сожалею. А посему не скрою, он человек амбициозный. В деловых сношениях, как правило, держит дистанцию. Однако надеюсь, что вы подружитесь. Кстати, в ваших краях он не чужак и в Петергоф наведывается часто. Вроде как у Бабигонских высот похоронен его отец.

– Когда же прикажете встречать вашего следователя? – напоследок пожелал уточнить Тарасов.

– Отправлю незамедлительно, – ответил губернский прокурор. – А встречать не утруждайтесь. В этом нет никакой необходимости.

– Командировочное предписание прошу обсчитать, – Тарасов протянул генералу листок, подтверждающий растраты на поездку.

– Отметьте печатью у флигель‑адъютанта Павлова. Я ему и вам фискальные дела всецело доверяю, – не глядя отмахнулся от забот личной росписью Александр Фёдорович.

Игнатий Васильевич Тарасов попрощался и всё‑таки вышел.

– Ну, что?.. – проговорил Хлопов и обернулся: – Как я не притворял за вами дверцу, а вы всё же слышали про наши дела, господин следователь?

– Так точно, Александр Фёдорович, – ответил прокурору из потайной каморы вошедший в кабинет должностной чин от юстиции.

– Вот и займитесь, – выдохнул Хлопов, но поинтересовался: – Кстати, как вам в первом впечатлении исправник?

– Вы слишком плотно прикрыли дверь, не разглядел, – сухо ответил следователь, отчего‑то хмурился.

– А что это вы, сударь, в лице так побелели? – деликатно усмехнулся губернский прокурор, пристально оглядев своего назначенца.– Брезгуете озадачиться щекотливым, придворным делом?.. А может быть, при жизни и теперь сам Тихомиров остался вам неприятен?

– Поручение ваше исполню полной мерой, ваше превосходительство, – так и не объяснился в бледности своего лица следователь. – Убийцу разыщу.

– Да плевать мне на его убийцу, – небрежно отбросил прокурор: – Мне нужны мотивы. Причины. Надеюсь, понимаете?.. Ни кем он был убит…это дело второе… Найдёшь – притащишь… Императору тем самым думы его не облегчит. А почему он был убит? Да такие мотивы, чтоб Александру Второму Николаевичу и размышлять не пришлось о всяком сожалении о лекаре. И чтоб воскликнул: «Поделом!..» И кулачищем по столу!.. Справитесь?..

– Справлюсь, Александр Фёдорович.

– Ну и ступайте себе с Богом.

Губернский прокурор расправился в плечах, призадумался: «Чёрт же его знает? Главное в этом деле по следствию не выйти, как говорится, на самих себя. Двор такого обстоятельства обычно не прощает», – встряхнул затёкшими кистями; во время разговора с капитаном всё так и мял себе в суставах пальцы… Окликнул флигель‑адъютанта:

– Павлов!.. Голубчик, чаю… горячего… с лимончиком… На улицах погоды превосходные, теплынь… А я, видишь ли, с чего‑то зябну.

 

Глава 5

 

В этот же час на втором этаже здания за номером 35 по Римского‑Корсакова, в кухне при лазарете Красного Креста, сёстры милосердия варили из перловой крупы кашу.

Не то чтобы им самим нравился этот сельскохозяйственный ячменный продукт или умело состряпанное кушанье из него. Совершенно нет. Сёстры терпеть не могли за обедом постную, едва присоленную перловку и кухарили ею больше из принуждения, чем в радость. Перловая крупа назначалась в лазарете к обязательному употреблению в утверждённом Ея Принцессы высоким соизволением… регламенте кормления, то бишь в меню. А значит, что хочешь – не хочешь, но варить и скармливать пациентам обозначенный продукт стало уже быть обязательным. Да и самим откушивать приходилось, как говорится, в знак солидарности питаться с ранеными и больными из одного котла.

Штатно назначенной стряпухи в лазарет – не получилось. Поэтому сёстры милосердия кухарили к завтраку и ужину по очереди. А уже к обеду – все разом.

Сегодня к обеду перловку кашеварила Вишневская. Горская в тот же час стряпала кубанский борщ.

Провернув шумовкой в котле, Вишневская отёрла передником руки и посетовала:

– Какой дьявол надоумил смотрительницу возиться с перловкой? Мало того, что добрую половину пациенты не едят – выбрасываем в отхожее, так ещё и сварить – наплачешься. Сколь бурлит, а в потребную кашу не распаривается. И так, и сяк толки её шумовкой, она – что дробь.

– Кипятка в котёл долей, – посоветовала ей сестра Горская и уязвила: – Пропорции не соблюдаешь, Мария. Воды недостаточно. Соль в крупу – сразу, а не потом. Оттого размякнет.

– Так и доливала, – вспыхнула Вишневская. – Учи уже меня!

– Не учу вовсе, а советую, – объяснилась Горская.

– Сама дело знаю, – фыркнула Вишневская. –Терпеть перловку не могу. Всем естеством ненавижу. Не варится она, проклятая.

– Ой, мне ли не понять, – согласилась Горская. – Я и в свой черёд варю perle[1] не в радость. А кушать такое варево вовсе не могу – давлюсь первой ложкой.


[1] Жемчужина (фр.), здесь – перловая крупа.