Бельведер

Глава 2

 

Тарасов отпустил экипаж и, размеренно отстукивая отделанной латунью буковой тростью по мостовой, направился в здание Старо‑Петергофского вокзала. А далее в кассы.

Там он приобрёл билет до Санкт‑Петербурга в первом классе. В так называемом пульмановском вагоне. В этаком промышленном чуде Северных Американских штатов, удивляющем пассажиров роскошью и комфортом интерьера и уже освоенном частными железнодорожными компаниями и в России.

Однако заморское техническое диво дивом, но наши умельцы‑то на пути финансово‑экономического развития смекалкой своей прошагали дальше. Отличились практичностью и деловой хваткой: наладили в этих поездках ещё и чаепитие – смонтировали в тамбурах самовары. А кое‑где и в каких местах и пироги с капустой, ливером и прочей требухой продавать стали. Эх, и посыпалась же в прибавок звонкая монета от тех пульманов!

Должность Игнатия Васильевича хоть и была значимой, но не совсем позволяла ему пользоваться в пути привилегией первого класса. Вернее сказать, позволяла, но частично.

По делам службы за счёт казны ему полагалось следовать во втором классе, но циркуляром губернского прокурора по личному желанию того или иного должностного лица допускалось производить доплату до первого класса из собственных денежных средств.

Тарасов в таких случаях, как поездка в столицу, не скупился и доплачивал. Тем паче, что случаи таковые были в его практике редкостью.

Как правило, в Губернское присутствие, располагающееся в здании за номером 35 по проспекту Римского‑Корсакова, Тарасова вызывали именной депешей не более двух раз в полгода. Он лично доставлял отчёт по делопроизводству на стол губернскому прокурору. А далее три дня, будучи официально приглашённым в именитые дома на всякие светские рауты и фуршеты, принудительно развлекался. Не прийти‑то нельзя, вздыхай – не вздыхай, а великосветский этикет обязывает.

Но нынешний случай, по убеждению Игнатия Васильевича, депеши не требовал, и Тарасов принял решение без особого вызова отправиться к губернскому прокурору, дабы получить аудиенцию и в личной беседе осведомить его превосходительство о происшествии близ Бабигонских высот, изложить суть дела, надумать последствие и выразить в общих чертах свои тревоги и опасения.

Поезд из Ревеля сделал остановку в Старом Петергофе на более длительный срок, чем обычно.

Задержалось движение тем, что пассажиров с разным багажом на перроне станции скопилось слишком много. Кое‑где с посадкой в вагоны второго и третьего класса возникла чехарда.

– Экое табурище тут приключилось! – усмехнулся Тарасов и, соответствуя своему немалому чину, неспешно проследовал в довольно просторный пульман. И занял место в купе для двоих.

Через малое время к нему в купе заглянул некий довольно молодой, но видом напыщенный господин. Замешкался в раздумье, перемялся с ноги на ногу, но всё же уселся – облюбовал свободный диван напротив Тарасова.

«Неприятный, высокомерный и видом скользкий тип. Наверняка плут картёжный, – подсознательно отметил уездный исправник, однако одёрнулся и отогнал профессионально навязчивые мысли: – Мерещатся же тебе повсюду жулики, исправник. Отдохнуть бы в какую‑либо могилёвскую деревню нынче хорошо бы. Или вовсе в отставку отправиться, Игнатий Васильевич. А то ведь, не ровён час, на государевой службе окончательно умом в паранойю свихнёшься».

– Франц Адамович фон Штиглиц, – назвался попутчик. – Берг‑гауптман горного ведомства.

– Уездный исправник Тарасов, Игнатий Васильевич, – в свой черёд представился Тарасов и осведомился: – Вы Александру Людвиговичу?..

– Племянник, – с нескрываемой важностью ответил Франц Адамович и уточнил: – Внучатый племянник.

Уездный исправник; в продолжение беседы, сдержанно:

– Рад нашему знакомству.

Берг‑гауптман в ответ небрежно:

– Весьма польщён.

Однако же далее барон умолк и в плохо скрытом дискомфорте поджался коленями к окну.

«Так вот оно в чём дело, – смекнул Тарасов. – Брезгливый ты, ваше превосходительство. Видать, мечтал в одиночестве ехать, а тут я – в попутчиках. И вероятно, после оправления желудка в общественном нужнике, что на привокзальной площади не благоухаю».

Игнатий Васильевич украдкой принюхался к своему сюртуку и отметил: «Ну, так и есть. Жуть как провонял хлорной известью».

Отбытие поезда обозначила станционная рында. Паровоз загудел и сдёрнул состав с места. Клубы густого белого пара заволокли перрон, скрылись из виду провожающие, служивый железнодорожный и случайный люд.

Промелькнулось: близ торговых ларьков меж собой бранились грузчики – не поделили медяки, старший смотритель расторопно семенил в пакгауз…

Минута, а за ней другая – и чертоги Старого Петергофа остались позади. Поезд набрал скорость.

Случайные попутчики (Тарасов и Штиглиц) ехали в просторном пульмане в совершенной гармонии, то есть старались не раздражать друг друга какими‑либо навязчивыми обращениями. Барон вяло листал старый, потрёпанный выпуск «Вокруг света». Тарасов рассеянно глядел в окно и размышлял о своём. «Кой чёрт затащил этого господина на Бабигонский тракт? – прикидывал в уме Игнатий Васильевич, освежал в памяти утренний рапорт. – Неужели он возвращался пешком? Ведь мог же нанять экипаж. Небеден и нескуп, выпивкой не усугублял. Игрою в карты не увлекался, общественные приличия соблюдал – в номерах мадам Люси с гулящими девицами не отсвечивал, вёл себя сдержанно. Порою слишком сдержанно. Даже на грани праведного. Но в столь поздний час и пешком?.. А возможно, и в ранний час?.. И почему он оказался на кладбище? Чего ему там было делать?»

Тарасов мысленно запнулся и украдкой перекрестился: «Вот ведь постыдная ирония, а нынче‑то ему там самое место, упокой Господь его безгрешную… Или грешную?.. И всё‑таки пешком?.. Ну да… пешком».

Игнатий Васильевич предположил: «А если застрелили в другом месте, а на погост привезли бричкой и сбросили бездыханное тело где пришлось?»

Тут же усомнился: «Нет, такому обстоятельству происшествия быть невозможно. Никаких следов. Совершенно нет никаких намёков на конную повозку. Чего же он там делал?»

– Как вы себе представляете, – не сдержался барон, потеряв интерес к чтению журнальных очерков – небрежно отбросил печатное издание по другую сторону дивана: – Достанет ли нынче у императора рассудка хотя бы на этот раз не увязнуть в войне с османами на Кавказе?

– Я полагаю, что наш император… – Тарасов замялся, кашлянул в сторону: – К‑х‑м…

Интерес случайного, пусть даже и в генеральском чине, попутчика был ему некстати, неясен и неудобен, застал не иначе как врасплох, но опять же пресловутые светские правила обязывали, и он ответил барону…