Босс мафии. Одержимость

В клубе, на удивление, народу немного. Три столика перед сценой заняты и ещё несколько подальше.

Я прошла в гримёрку, там уже Мими и Софа в костюмы одеты. Красятся.

– Привет всем, – бросила сумку на свой стул.

– Лиля, привет. Слышала новость, Романова завалили, – Мими с выпученными глазами ко мне повернулась. Как будто только и ждала, как войду, сразу выдать новость.

– Какого ещё Романова? – говорю недовольно. – Мне своих проблем хватает, Николаевича в больницу забрали с приступом.

– Ого, ничего себе. Как он?

– Да вроде нормально, капельницу поставили. Так что за Романов?

– Ты с луны свалилась? Романов – самый главный бандит в городе.

Вспомнилось лицо Лехи, точно, наверное, была перестрелка. Лёха этот, что ли Романов.

– Говорят, его брат убил – Граф. Он типа, только из тюрьмы вышел и пошел сразу мстить брату, за то, что тот его туда засадил. Ну, вроде. Он и убил…

– Что? – ещё даже не села, повернулась к Мими.

Внутри все так и перевернулось. Только ещё сегодня я видела Федора, сказала ему обо всем и теперь убит Романов.

Черт, так, наверное, это он или его люди Илью и убили. А Федор, значит, пошел разбираться с ним из‑за меня?

Стоп! Стоп! Придумается же такое. Причем тут я, это их разборки? Не мои!

Начала торопливо переодеваться в костюм. В голове теперь полная сумятица.

 

Глава 10

 

Пустота ящика заполнена звуками, не то чтобы отличная слышимость, но о чем говорят, соображаю. Обрывочно вникаю в беседы.

Следаки и эксперты мыслями делятся.

– Тело ещё не остыло… меньше часа… возможно, убийца был тут не так давно… а тот чуть больше. По времени неодновременно… сначала тот, потом этот, и этот явно знал своего убийцу… нападения не ожидал, даже не защитился, как следует.

– Ну, если это братец его – Граф…

– Думаю, он рад был его приходу, налил выпить… два бокала…

Черт, ещё бокалы эти… пиздец, короче? Вся эта байда на меня ляжет.

– Главный с моей головы теперь не слезет.

– Оба убийства – рука одного и того же человека. Выполнены, я бы даже сказал талантливо, укол чем‑то, наподобие шила, в одно и то же место.

Сука, я обязательно найду этого талантливого человека.

Лежу в ящике, внимаю. Каждое словцо в памяти записываю. Рассуждаю. За прослушиванием даже забыл о неудобстве и невыгодности своего положения. В ящике, точно в гробу. Они там на меня преступление вешают, а я ещё рассуждаю, как и кого, я искать буду. Во долбоёб.

Походу кому‑то очень надо засадить меня за убийство двух человек и самому встать у руля подпольной городской деятельности. Я, конечно, не черный плащ и не супермен, но сдаётся, мне самому придется спасать город от ещё одного хитрожопого гражданина.

Я честно, уже и пожалел, что с Платоном не поспорил насчёт власти. Не думаю, что он бы меня шлепнул, да и я его вряд ли. Пободались бы маленько, рано или поздно, я бы его сместил. А теперь кто‑то целенаправленно пытается притушить нас обоих и эпоху Романовых бесславно завершить.

Надо бы не допустить, чтобы вычеркнули мою кандидатуру. Рановато, сука.

Вот об этом всём я, лёжа в ящике, размышляю.

Не, ну, нормальный я вообще? Вокруг мусоров, как грязи, а я, бля, лежу и решаю про власть, которую отжать собираюсь.

А вообще, честно сказать, пока наручники не наденут, я не считаю себя пойманным. Сначала пусть попробуют меня найдут. И те, и другие.

Походу, все затихло. Прикинул, сколько сейчас может быть времени. Судя по всему, около девяти вечера, это так, навскидку. Тишина окутала дом. И что‑то подсказывает, он абсолютно опустел.

Хорошо бы.

Сначала, от волнения и страха, от подбадривающего адреналина, я был в состоянии, не обращающем внимания на положение моего тела, и даже сам скукоживался от разных подозрительных звуков и голосов. Но как только тишина проникла сквозь стенки ящика, я зашевелился, заерзал, плечами заворочал.

Жрать захотелось и ещё сильнее пить. Пока слушал ментовскую говорильню, тоже хотел, но не до того было, а сейчас прямо скрутило в желудке – так он пищу требовал

Пора выбираться – подумалось мне.

Пальцами полез искать открывашку.

Не валяться же тут до утра. Ночь – самое время для незаметных перемещений.

Ага, незаметных, тут у них камер до хера, на каждом полуметре прибито.

Стоп! Камеры!

Там же, походу, видно, кто, кого и за что убил.

И там, сука, убийца точно не я.

Но только тот, кто Лёху и Платона прихлопнул об этих самых камерах, тоже не дурак, не забыл. А если забыл, то он ваще дурак.

Нет, человек, провернувший такое, явно учел все малейшие детальки. А видео с камер, совсем не малейшая, а огромная, доказывающая улика, против которой ни один судья и прокурор не пойдёт. И если меня на той, сука, камере нет, как убийцы, а есть только как жертва, то вопрос бы вообще отпал сам собой. Если только сучок, который постарался провернуть кровавое своё дельце, не отключил все камеры в тот самый момент.

Эх. Ладно.

Пошарил ладонью по периметру, нащупал застёжку, открыл ящик.

Прислушался. Так ли тихо, как кажется. Слух у меня острый, ночью в своей камере я различал много разных звуков. Кому‑то тишина, а мне – ночная жизнь заключённых и охраны. В той тишине много чего можно расслышать. Кто читает, перелистывая страницы. Кто дрочит, а кому‑то повезло больше, есть дежурная задница. Кто плачет, кто вздыхает, а кто притаился, так же, как я, слушает.

Вот сейчас слышу отдельный звук, совершенно четкий. Я медленно выбрался из ящика. Замер на полу под кроватью. Снова прислушался. Так и есть – шаги. Словно крадётся кто. Что‑то скрипнуло. Человек неосторожен, пуглив, делает резкие движения. Приближается к спальне. Уже совсем подошел.