Чем пахнет дождь

Глава 5

 

Парни ещё несколько раз выходили на улицу, возвращались с новыми порциями мяса или куриных крыльев, которые тут же сметали, как саранча.

Олег едва не мурчал от удовольствия, налегая на еду, что, в общем‑то, понятно. Полуголодный студент столько еды одновременно видит только когда возвращается домой, к маме с папой, и то не факт. Насколько было известно, родители Олега не шиковали, потому он с первого курса работал везде, куда брали.

Егор перерабатывал поданные блюда с энтузиазмом электромясорубки, быстро и без разбора. Эльбрус не отставал, только, в отличие от остальных, он едой наслаждался, откровенно кайфовал, впиваясь в сочное мясо или кусая помидор. Было в этом действе что‑то первобытное, манящее и до одури смущающее.

Меня порядком развезло, с трудом удавалось контролировать эмоции, тем более взгляды. Поймала себя на том, что откровенно пялюсь на Эльбруса, рассматриваю, как шикарный, редчайший экспонат.

Ещё бы этот экспонат не замечал моих взглядов, только он всё видел, плотоядно улыбался и иногда подмигивал, вызывая желание провалиться сквозь землю, а лучше уйти прочь. Вот так, в купальнике и простыне, прямо по улице с не растаявшим снегом на опушках. Плевать, хоть остыну, избавлюсь от жгучего морока.

– Мужику природой заложено осеменить как можно больше самок – инстинкт размножения, – пьяно и невнятно нёс Сабуров, одновременно жуя шашлык. – Полигамия – наше право! – провозгласил он и поднял рюмку с водкой.

Кристи глупо хихикнула, присоединилась к импровизированному тосту. Аня с Олегом, похоже, не слышали пламенной речи, молча подняли бокалы с вином, а может, держали своё мнение при себе. Им‑то какое дело до полигамии Сабурова?

Я решила не спорить, мне тоже не было дела, что Сабуров думает о моногамии, полигамии, полигинии, полиандрии и прочих «поли» вообще, и об инстинкте размножения в частности. Не мне с ним размножаться.

Эльбрус выпил полную до краёв рюмку, не поморщившись, через несколько секунд неспешно закусил, окинул брата насмешливым взглядом, сказал:

– Ты же медик, значит, в биологии шаришь. У человека нет инстинктов, ни полового, ни материнского, ни самосохранения, никакого, кроме ерунды, типа секундного поднимания бровей. Есть рефлексы – условные и безусловные, – быстрая нейронная связь и автоматизированная реакция на раздражитель. Человек по факту высший примат, а чем высокоразвитей млекопитающее, тем меньше у него инстинктов.

– Ну, рефлекс размножения, – отмахнулся Сабуров. – Самец должен оставить след в природе, он так запрограммирован.

– Тогда не обижайся, когда самка притащит тебе детёнышей от другого самца, – загоготал Эльбрус. – У самок тоже инстинкт – выбрать самого сильного самца, подходящего для продолжения рода.

Сабуров с минуты пялился пьяным, расфокусированным взглядом на брата, потом перевёл его на Кристи, нахмурился, будто та прямо сейчас отправилась искать более подходящего самца для продолжения рода.

– А, плевать, – сделал он вывод, нарвавшись на недовольный щипок от Кристи. – Пойдём, – махнул рукой в сторону парилок.

Все, кроме Эльбруса, дружно двинулись за ним. У меня желания париться не было, в голове шумело и клонило ко сну, но оставаться наедине со старшим братом Сабурова не хотела больше.

Чувствовала какую‑то неясную опасность, которую объяснить толком не могла. Не накинется же он на меня прямо здесь, когда остальная компания всего в нескольких метрах. Неловкость я ощущала от его изучающих, бесцеремонных взглядов, главное – от собственной реакции на эти самые взгляды.

Подскочила, засеменила следом за всеми, хватаясь за простынь, как за цитадель собственного целомудрия, никак не меньше.

Оголённая шея – волосы я собрала в высокий пучок – пылала, по позвоночнику побежали ледяные, колючие мурашки, лопатки покрылись гусиной кожей, ладони мелко подрагивали, когда я шла в сторону парных, понимая, что следом шагает Эльбрус.

Почти в панике я скрылась в хаммаме, надеясь, что в пару пылающего лица не будет видно, или что Эльбрус проигнорирует этот вид парной. Там уже растянулась Аня, блаженно закрыв глаза, рядом, сидя на каменной скамье, пристроился Олег.

– Егор на улице, – коротко сказал он. – Перебрал.

– Понятно, – кивнула я, устраиваясь напротив.

Пар обволакивала тело, проникал в каждую пору, расслаблял. Закрыла глаза, невольно представив, как точно так же обволакивает горячее дыхание Эльбруса. Вздрогнула от собственной фантазии. Всё, с алкоголем на сегодня покончено.

Я резко встала, стряхнула морок, поспешила к выходу. Рядом с купелью встретила Кристи, она спешила от двери с улицы, обхватывая себя руками.

– Блин, холодно, – процокотала она. – Пошли в сауну, – схватила ледяной рукой и потащила в нужную сторону. – Егор совсем расписался, свалился прямо на лавочку у мангала, хорошо, что Рус вышел, отвели в спальню, – говорила она на ходу.

В сауне Кристи продолжала стучать зубами, не забывая рассказывать, что увидела на втором этаже Сабуровского дома.

– Там зал метров сорок, не меньше, диван здоровенный, телевизор на всю стену, прикинь. Я вообще раньше таких телеков не видела, даже в магазине. А на первом этаже камин, прикинь. Живут же люди…

– Ну, да, – кивнула я.

Живут. Кто‑то живёт, а кто‑то хлеб жуёт, кому‑то супчик жидковат, кому‑то жемчуг мелковат. Можно восхищаться, завидовать, стремиться к такому же уровню жизни, но лучше трезво смотреть на вещи: такого положения я если и добьюсь, то годам к пятидесяти, сейчас главное работать, повышать квалификацию, ставить реальные цели, а не «зал с телевизором во всю стену».

Рассказ о чудесах интерьера и уровня жизни Сабуровых прервал вошедший Эльбрус.

– Двигайтесь, девчонки, – с широкой улыбкой проговорил он.

Кристи мгновенно отодвинулась от меня, освобождая место между нами, сразу же туда шлёпнулось полотенце, уселся Эльбрус, сузив помещение довольно просторной сауны до крохотной коробки.

Я поняла, что он специально сел ближе ко мне, попробовала было отодвинуться, но рядом была горячая стена, пришлось остаться на месте, подавить желание вытянуться по струнке, а лучше сбежать. Не хотелось выглядеть глупо, повести себя по‑детски.

Мужская нога, будто невзначай, касалась моей ноги, заставляя внутри что‑то вибрировать, трепетать. Я придвинуться ближе, но оставалась недвижима, ожидая, когда эта мука закончится, или сознательно продляя её.

– А чем ты занимаешься, Рус? – услышала вопрос Кристи откровенно флиртующим тоном, почти призывным.

– Сижу в сауне с красивыми девчонками, – загоготал тот в ответ, между делом придвинувшись плотнее ко мне, небрежно раскинув и вытянув длинные, мускулистые ноги вперёд.