Десятый сосед

На кухне, разумеется, все осталось как было вечером. Засохший сыр на блюде, заветрившиеся персики и стекший на скатерть парафин от свечей. У нас ведь нет маленьких гномиков, которые прибирались бы по ночам.

Потом я обнаружила, что Олег так до конца и не разобрал сумку. Творожные сырки, которыми я планировала позавтракать, расплющились под упаковкой яиц и заодно испачкали йогурты. Я отмыла одну баночку от липкой творожной массы, села на край дивана и съела его с очень мрачным видом.

Больше всего бесило, что пока я ковыляю по квартире, постанывая от отвращения к реальности, зараза Олег спокойно спит. Точнее, проснулся, попросил принести водички и снова заснул. Ему в офис не надо, можно даже взять выходной и спокойно поработать, когда полегчает. Закажет, небось, сейчас остренький фо‑бо с доставкой и будет страдать в комфорте. А у меня впереди метро…

 

Рабочий день тоже не задался.

Чертов принтер, из‑за которого мне во время переезда вынули весь мозг, сломался, и я догадываюсь, что не сам по себе. Не поделили два отдела младенчика, и применили соломоново решение, разрубив к чертям гордиев узел.

Заодно в процессе переезда пали смертью храбрых несколько столов, стульев и мониторов. Никто не может найти, куда в порыве улучшайзинга убрали запасы бумаги. Под шумок отделы наворовали друг у друга печенек, сахара и чая. Разнообразия им захотелось. Взрослые люди, мать!

В обед я спряталась в бухгалтерии, где меня кормили шоколадкой от нервов и поили коньяком от похмелья.

 

По пути домой я даже на швы между плитками старалась не наступать и тщательно обходила люки. Если сегодня еще хоть что‑нибудь пойдет не так, я просто взорвусь!

Я просто хочу прийти домой, поскулить в подушку от так и не прошедшей головной боли, поужинать, выпить чаю и лечь спать. Все! Все!

Но я никак не могу повлиять ни на коллег, ни на начальство, ни на выруливающую из двора машину, которая внаглую объезжает шлагбаум по тротуару и обливает меня водой из лужи!

Все, что я могу – заклинать этот мир ритуалами, замечать в нем тайные закономерности, которые делают его немного более предсказуемым и просто не наступать на люки. И выбирать левый эскалатор. Использовать все найденные секреты, чтобы сделать свою жизнь хоть чуточку проще.

 

Поэтому я открыла дверь подъезда как можно шире – так она на пару мгновений дольше держится, перед тем как захлопнуться, и дает мне больше времени проскочить и нажать кнопку лифта. Нечестная игра, но иногда можно.

Вчера прекрасный, но нервный сосед помешал примете сработать. В этот раз я специально оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не последует за мной, чтобы испортить мой ритуал по заклинанию спокойного вечера.

Все чисто.

 

Я задержала дыхание, отпустила дверь, рванулась по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку, чтобы успеть нажать кнопку… и чуть не воткнулась прямо в чертового соседа!

На этот раз он был в классическом темно‑синем пиджаке с белой рубашкой и джинсах. Не такой уютно‑роскошный как в прошлый раз, но этот образ шел ему еще больше. В моем подъезде, где стены покрашены в самый унылый зеленый, который только можно вообразить, на полу лежит обколотая и замазанная цементом плитка двадцатилетней давности, на дверях лифта выцарапано: «Секаса хочу» и «Наташка – жопа», его элегантный казуальный стиль выглядел так, будто кто‑то в «Фотошопе» неумело налепил профессиональный снимок из каталога «Бриони» на фотку, сделанную мобильником.

Мне кажется, от него исходит сияние – а может, это просто плохо обтравленные края фотографии? Пиджак застегнут на одну пуговицу, манжеты рубашки выглядывают из‑под рукава, я уверена, ровно на полтора сантиметра, и даже джинсы идеального классического цвета индиго. Его присутствие подняло уровень элегантности всего нашего квартала в два раза. Если не в три.

 

Вот этот неловкий момент, когда я чуть не врезалась в него, запыхавшаяся, безумная, устремленная к вожделенной кнопке, а потом изумленно затормозившая, наконец заметив препятствие – он, наверное, запомнится мне теперь на всю жизнь. И всю жизнь я буду поджимать пальцы от неловкости и кусать губы, мысленно видя как ползет вверх четко очерченная бровь, изгибается уголок рта, а темный взгляд из рассеянного становится изумленным.

Кнопку я, разумеется, не нажала. И услышала, как за спиной громко блямкнула дверь подъезда.

Блин!

 

Мой сосед сверху смотрит на меня с насмешкой, словно знает о моих глупых ритуалах. Моя кровь – кипяток, меня штормит – горячие волны то приливают к щекам, то откатываются, оставляя за собой изморозь озноба. Мне то стыдно, то неловко, то вдруг невыразимо приятно от того, как внимательно его взгляд изучает меня.

Я все‑таки тянусь к кнопке лифта, потому что никто из нас так его и не вызвал. Его пальцы постукивают по стене рядом с ней, и вдруг я вижу то, чего не замечала раньше.

У него обручальное кольцо.

Вот черт!

 

Давайте, расскажите мне, что мои ритуалы не работают, что приметы – просто суеверия и ничего не случится, если я разочек их нарушу!

Я же не дура, у меня аналитический ум и IQ выше среднего. Я бы не стала их соблюдать, если бы, черт возьми, эти приметы не сбывались!

Вчера скандал, сегодня кольцо.

Мне кажется, я бледнею просто на глазах. Кровь отливает от лица, и я чувствую, как покалывает щеки холод.

Чтобы окончательно меня добить, этот мужчина, от которого у меня подгибаются ноги и в голове взрываются фейерверки, вдруг кривит губы и с той же насмешкой, что и во взгляде, спрашивает:

– Так вы, кажется, говорили, что живете в квартире подо мной?

– Да.

Ева, он женат, говорю я себе. Все, отведи глаза в сторону. Неважно, почему он спрашивает!

– Прямо вот соседка снизу?

– Да.

Ева, у тебя дома свой мужчина, прекрати пялиться на это совершенство!

– А зовут вас случайно не Ева?

– Ева…

Я таю как мороженое. Он знает мое имя!

Точно деградировала до уровня девятого класса.