До-мажор. Повесть-матрёшка

В эти пять минут он успел сообщить мне, что у него есть деньги и есть опыт работы с молодыми исполнителями. То есть, передо мной, развалившись в кресле, сидел тот самый «волшебник в голубом вертолёте», о котором мечтает любой начинающий музыкант, певец, мастер художественного свиста, чечёточник и прочие дегустаторы кошачьего корма. Называют таких «волшебников» – продюсер, что звучит, на мой взгляд, отвратительно. Есть в фонемах этого слова нечто утончённо мерзкое, шипящее, с неестественно вытянутыми в трубочку тонкими губами. Бр‑р‑р‑р!..

Выглядел продюсер достойно. Он был прочно вбит в лёгкие брюки из ткани «акулья кожа». Летние туфли делали его походку мягкой и аристократичной. А мышиного цвета сорочка, с короткими рукавами и с малю‑ю‑юсенькой стоечкой‑воротником, так ловко и элегантно на нём сидела, что страстно хотелось искромсать её ножницами от избытка чёрной зависти. В общем, статен, изящен и стар! Для Кати Пуаре, во всяком случае.

От его предложения я на минуту перестала соображать. Перед моим внутренним взором замелькали аншлагированные концертные площадки, президентские номера в отелях, бутики со ультрадорогим шмотьём и ещё много чего захватывающе‑незнакомого с привкусом диковинного супа «буйабес». Но я вдруг вспомнила, что продюсер не только заботиться о твоём репертуаре, о твоих гонорарах и о безопасности. Он ещё накладывает на тебя обязательства. И зачастую кабальные. Это уж к Бетховену не ходи! Романтические отношения с противоположным полом – фиг тебе, замуж – в ту же сторону и вкалывай по два концерта в день. Вот такой «буйабес»!

– И что договор будет? – робко поинтересовалась я.

– Ну, какой договор? – засмеялся Анатолий Сергеевич. – Надо тебя обкатать, попробовать. Может ты на сцене от страха в обморок падаешь или запьёшь через неделю. Кстати, как у тебя с этим? – он выразительно щёлкнул себя по горлу. – Да, и заодно вены на руках покажи. – он внимательно посмотрел в мои вытаращенные глаза и вдруг прыснул от смеха.

– Да, шучу я! Ты что такая напряжённая‑то, как будто я тебя в секс‑рабыни вербую? Расслабься. Я тебе устрою две площадки. Одну в Доме культуры химиков, другую в филармонии. Сделаем небольшую фотосессию для рекламы, репертуарчик посмотрим, к хореографу тебя свожу, к стилистам и вперёд, к звёздам!..

А когда я уже садилась в свою Зизи, ко мне подошёл Вадим и небрежно спросил: – Ну, и что тебе этот индюк вкручивал?

– Какой индюк? – прикинулась я дурочкой.

– Ну, этот… Колесников.

– А‑а‑а… этот. Желает обеспечить моё будущее.

– Замуж что ли звал?

– Да нет… Сотрудничество предложил. В плане продюсирования.

– А ты что?

– А что я? Сказала, что подумаю.

– Подумаю… – передразнил он с неожиданной злостью. – Беги от него. Пропадёшь!

– Что так? – поинтересовалась я. – Тоже наркотики в кофе подмешивает?

В ответ Вадим потоптался на месте, тоскливо поглядел по сторонам и сообщил: – Ты не понимаешь. Он всеядный! Это сейчас Анатолий Сергеевич депутат и меценат, а в девяностых такое в городе творил, что его расстрелять мало…

Вот так. Не приглянулся ему мой будущий продюсер. Да мне и самой казалось, что сквозь моё внутреннее восторженное: – Давай, Катюха! Вот он счастливый случай! Хватай удачу за горло! – пробивается тонкий, еле уловимый запах гниющей падали…

 

Где‑то в полдень позвонил Вадим. Предложил культурную программу: поедание земляники на Выселках, а потом аквапарк.

– Ты что, меня клеишь? – грубо спросила я, раздражённо выныривая из своего самоедства.

– Нет… – замялся он. – То есть да… – затем, разозлившись, выпалил: – Вообще‑то, вот так в лоб спрашивать нельзя! Опять помидорами торгуешь? Всё испортила, блин! – и отключился.

Поделившись своим настроением с Вадимом, я испытала некое садистическое удовлетворение. По крайней мере, нас теперь было двое. И обоим плохо. Впрочем, я тут же пожалела и Вадима, и себя, и солнечный летний день, который пропадал пропадом, как старая бродячая собака под забором. Тогда я набрала Юльку.

– Привет, жертва высшего образования! Как идёт подготовка к экзаменам? Мальчики кровавые в глазах не прыгают?

– Привет… – вяло ответила мне Юлька. – Какие уж нам тут мальчики. Отец пригрозил, что если не поступлю, потащит меня на свою чулочную фабрику. Отдаст в ученицы, на растерзание мотальщицам‑чесальщицам.

– Пугает.

– Не похоже…

– Круто! – посочувствовала я. – А я хотела у тебя на груди поплакать.

– Плачь. – разрешила лучшая подруга. – Только, ради бога, по‑быстрее. А то родительский дозор не дремлет.

– А я раздумала. Представила, как ты в рабочем стильном халате бегаешь от станка к станку, как ты мотаешь‑чешешь и раздумала. Спасибо тебе. Я и звонила только для того, чтобы убедится в том, что тебе хуже, чем мне.

– Зараза ты бродячая. – уныло приласкала меня Юлька.

– На том стоим. – бодро отозвалась я. – Ладно, будь. Не буду отвлекать.

Я вспомнила свои госэкзамены в обрамлении свеже‑зелёной июньской каникулярной кутерьмы и содрогнулась. Вот где мазохизм‑то – бессмысленный и беспощадный. И всё ради чего? А ради красивой бумажки, которая даёт тебе право каждый божий день таскаться на добровольные галеры. Где старший надсмотрщик бдит за тем, что ты делаешь, как ты это делаешь, и, вообще, делаешь ты хоть что‑нибудь. Через месяц тебе дают небольшую кучку российских крузейро, которую ты всю отдаёшь за набор косметики от Юбера де Живанши. Потом ты вся такая красивая и загадочная целый месяц питаешься супами быстрого приготовления и солнечной энергией.

– Да‑а‑а… – подумала я горько. – Как говорит мой отец: – От многих знаний, многие печали. Но, всё‑таки, печаль с дипломом в кармане как‑то сытнее, чем радость с дырой в том же месте.

А Тимур всё не звонил. Обиделся. Ну, конечно! Ведь рухнул его великолепный план‑замануха по привлечению населения города Эмска в кофейни Герцони. Вчера так и не удалось мне с ним пообщаться, выслушать его обвинения, оправдаться… Сначала я – белая пушистая и знаменитая в толпе поклонников, затем он куда‑то запропастился…

А хорошо бы сейчас его набрать и наговорить ему своим тёплым велюровым голосом, торжественно и нараспев, как Белла Ахмадулина: –

– «Скажи мне, Катя, что тому виною?

С чего в моей кофейне столики пусты?» –

Спросил он и недрогнувшей рукою

украдкой в кофе мне подсыпал наркоты.

 

А Тимур выслушает и скажет хмурым голосом: – Смешно… Сама сочинила?

– А я вообще всё сама делаю.