До-мажор. Повесть-матрёшка

Глава шестая

 

Стол, как источник калорий, витаминов и вкусовых ощущений, был разорён ровно наполовину. Все тарелки, вазы, бутылки, фужеры… определялись или, как наполовину полные, или как наполовину пустые. Я сидела одна и ела. Охваченных глубоким чувством нежности подполковника и Анатолия Сергеевича, увели под белы рученьки гетеры. В баньку восстанавливаться. Виктор Валерьевич оказался владельцем этого загородного бревенчато‑банного комплекса, и его распорядительный энергичный голос доносился через открытое окно:

– Так, Степаныч… Выдай ребятам спиннинги. Я и сам знаю, что клёв будет только к вечеру. Им‑то не докажешь. Дарья, Дарья!.. Зови Николаевну и стол подновляйте. Живее! Там, небось «оливье» уже мохом покрылся. И напитки… Ладно, это я сам…

Их осталось только шестеро. Небольшие изящные бутерброды с чёрной икрой, притихшие, сидели на здоровенном ажурном блюде. Блюдо я поставила перед собой. Сами бутерброды выглядели виновато. – А ну… отвечайте! Почему вы мне ни разу не попались на жизненном пути за все мои двадцать лет. Всё дразнились с витрин, да с мониторов. Сейчас я с вами разберусь!

Бутерброды были изготовлены тренированной и затейливой рукой. Сначала, как я понимаю, выпекается багет, да такой вычурной формы, чтобы нарезанные из него ломтики получались в виде сердечек. Затем белую поверхность «сердечка» красиво пачкают подлинным сливочным маслом, а сверху наносят чёрный зернистый слой самых настоящих дорогих денег. Потому что каждая икринка осетра стоит, как минимум, один российский крузейро. Готовый бутерброд с чёрной икрой издевательски выкладывается на листья салата. Всё! Если за этот фастфуд платите не вы, то приятного вам аппетита.

В данном случае, платила не я. Поэтому я торопилась. В любой момент сюда могли ворваться Дарьи с Николаевнами, и тогда мне придётся одной рукой отбиваться от них Гибсоном, а другой лихорадочно запихивать в себя оставшиеся четыре «сердечка».

Вкусно было безумно. К тому же ела я, в последний раз, ещё утром. Это если два бабТониных помидора с чёрствым куском булки, можно считать едой. Тут снаружи, по ступенькам крыльца, загремели чьи‑то решительные ноги. Идут! Я быстро завернула оставшиеся три бутерброда в салфетку, сунула их за пазуху и состроив на лице равнодушную мину, вышла из‑за стола. Мол, видали мы банкеты и похлеще.

Вошли две пожилые тётки, обученные долгой несчастливой жизнью быстро и умело ликвидировать последствия гастрономических катастроф. Жалобно заскрипели половицы. Тётки привычно загремели посудой.

– И вот эта курва, представляешь, заявляется к нему в этот, как его… ммм….

– В офис, что ли?

– Точно. А там его жена главбухом с ним заодно на одной работе. Во как! Это хорошо, что он её первый поймал, да в какой‑то подсобке и придушил…

– Ужас!

Я тронула ближнюю тётку за плечо и интимно спросила: – А где тут туалет?

Та ткнула куда‑то в коридор, который вёл из трапезной в тёмную глубь сруба. Коридор имел интригу. Несколько дверей без табличек загадочно молчали о своём предназначении. Я подумала, что в силу специфичности запаха, нужная мне комната должна быть самой последней.

Дверь была заперта. Я завела глаза под лоб и отчётливо выговорила сквернословие. Ох, уж мне эта каста уборщиц, кастелянш и завхозов. Полновластные хозяева туалетов, санузлов и запасных выходов. Какое, наверное, наслаждение видеть перед собой вполне себе успешного человека, переполненного отходами жизнедеятельности и притоптывающего от нетерпения на месте: – Будьте добры, откройте, пожалуйста, туалет… – это их маленькая месть остальному человечеству за самую нижнюю строчку в табели о рангах.

– Фиг, вам! Не дождётесь! – произнесла очень злая на всех уборщиц мира Катя Пуаре и направилась к входу. Туда где висит схема эвакуации и пожарный щит. Тётки всё также суетились у стола. Сценарий обновления стола и сюжет телесериала развивался неумолимо и захватывающе.

– … Попадает, значит она на зону и там её начинают гнобить, почём зря. Но она же детдомовская. Вся вдоль и поперёк дерзкая и злая, как три свекрови…

На мои передвижения – ноль внимания. Хотя обратно я прошла с топором. Этим способом я пользовалась довольно часто. Моя соседка по общежитию, Танька Куропатова, обожала терять от комнаты ключи, затем брать мои и терять их с таким же успехом.

Минутное дело – вставить лезвие топора в щель между дверью и косяком. Затем одно аккуратное усилие и… вуаля! Дверь гостеприимно приоткрылась. Внутри было темно. Снаружи выключателя не было. Я проскользнула вовнутрь, нащупала выключатель. Щёлк!

Это был не туалет. Абсолютно пустая комната, без окон, без мебели… Только посередине, подчёркивая пустынность помещения и одинокость предмета, стоял стул. На стуле сидел человек. Человек был примотан к стулу скотчем, был кроваво избит и смотрел на меня прищуренным мученическим глазом. Одним! Второй заплыл ржавым фиолетом и выполнять свои функции не мог.

В следующий момент, я каким‑то шестнадцатым чувством узнала этого избитого человека. Во‑первых, это был мужчина, во‑вторых, его волосы были собраны в хвост, а в третьих, я о нём всё время думала, помнила, мечтала. И всё равно мне понадобилось секунд двадцать, чтобы осознать – это не кино, не дурной сон и не мираж. Это действительно Тимур, хотя он весь в крови и упакован, как посылка с Алиэкспресс.

Тимур смотрел на меня со странным укором и, казалось, что он не совсем понимает, что происходит. Я схватила его за плечи и встряхнула. Он дёрнулся, застонал, затем разжал разбитые губы и с трудом проговорил: – Не тряси… Помоги… – и он показал глазами на топор в моих руках.

Несколько движений лезвием по скотчу, и Тимур тяжело заворочался на стуле, разминая затёкшее тело. На мои беспорядочные, лихорадочные «почему» он не ответил, только сказал, как выдохнул: – Вытащи меня отсюда, Катя…

У меня в голове всё сразу встало на нужные места. Возлюбленный просит о помощи, находясь, я уже не сомневалась, в смертельной опасности. Действуй, Катя! У тебя ведь никогда не было возлюбленного. Только любопытствующие. Перед глазами замелькали лихие сюжеты прочитанных и просмотренных детективов, триллеров и мой влюблённый мозг мгновенно выдал единственно верный, на данное время, вариант действий.

Я осторожно выглянула за дверь. В трапезной всё ещё бубнили кухонные работницы. Я скользнула по коридору и быстро нашла туалет. Вопреки логике, он оказался ближе всего к трапезной. В туалете было полноценное широкое окно, стёкла которого снаружи были обклеены светоотражательной плёнкой. Окно смотрело на забор, за забором начинался лес. Я метнулась обратно к Тимуру.

– Значит так… Слушай внимательно. Сейчас ты вылезешь в окно, затем перелезешь через забор. Сможешь? – я испытывающе посмотрела на его помятый облик. – Ну‑ка, подними руку… вторую… Так, так, так… Нормально. Ноги как? В порядке?

– Норм… Ребро, по моему, сломано.