Эхо

Но то было два года тому назад, в то время она в нем не сомневалась, у нее и мыслей таких не возникало – как не бывает морщинок на молодой коже или ветра на необъятной равнине. Она полностью ему доверяла до тех пор, пока не обнаружила, что муж снимал номера в отеле. Когда у нее был включен режим доверия, то всякого рода сомнения игнорировались, когда же активировался режим сомнения, то даже мало‑мальские подозрения стали выскакивать одно за другим, отзываясь назойливым эхом, словно экспрессивные словечки в статьях Му Дафу.

В ходе расследования дела «Большая яма» Жань Дундун выяснила, что за полгода до публикации этого рассказа Му Дафу ездил в один приморский городок, где собирал фольклор для какого‑то журнала, и, что самое интересное, среди остальных участников проекта была Бай Чжэнь. В книжном шкафу мужа Жань Дундун обнаружила номер журнал за тот год, в котором на внутренних сторонах обложки были размещены сразу десять фотографий с того мероприятия. Среди них она нашла пять фотографий, на которых красовались Му Дафу и Бай Чжэнь, причем их совместные фото были окутаны каким‑то флером загадочности. Тогда она просмотрела недавние посты Бай Чжэнь в соцсетях и с удивлением обнаружила, что двадцатого числа прошлого месяца, в тот самый день, когда Му Дафу снял номер в отеле, Бай Чжэнь приезжала в их город на презентацию своей новой книги, и среди почетных гостей на этой встрече был не кто иной, как Му Дафу. «Если в город приезжала Бай Чжэнь, то почему он не сообщил об этом мне?» – подумала Жань Дундун.

На выходных Му Дафу отправился на встречу. Жань Дундун осталась с дочерью дома и взяла на себя приготовление ужина. Пока она жарила овощи, без конца повторяла про себя: «Главное – не пересолить»; когда же они сели ужинать, то вкус ей показался каким‑то странным.

– Как тебе на соль? – обратилась она к Хуаньюй.

– Несоленое.

– Ты просто привыкла к папиной еде, которая явно на любителя.

– Папа вкусно готовит, зато мама лучше объясняет математику, – ответила дочь.

«Какая сметливая, – подумала Жань Дундун, – маленькая, а уже понимает, как сохранить баланс между папой и мамой».

В десять вечера, уложив Хуаньюй спать, она вытащила из нижнего отсека своей шкатулки сигарету, осторожно выскользнула на балкон спальни и закурила. Уличные шумы заметно ослабли. Окна в многоэтажке напротив уже наполовину были темными, самым светлым оставалось лишь место под уличным фонарем за северными воротами. Вдалеке между высотками всеми цветами радуги переливались рекламные щиты. С реки, приятно лаская лицо, дул легкий ветерок. Со стороны могло показаться, что Жань Дундун улетела куда‑то далеко в свои безграничные фантазии, но на самом деле она вообще ни о чем не думала, в ее голове царил полный вакуум.

Вдруг дверь на балкон открылась, в проеме появился он. Надо же, как она отключилась, даже не услышала его шагов. Он поймал ее с поличным. Она быстро потушила сигарету и извинилась, сославшись на то, что в последнее время на работе напряженка, вот и не утерпела. До свадьбы она время от времени тоже прикладывалась к сигаретам, пытаясь побороть сон, пока работала над раскрытием дела, но поскольку Му Дафу не переносил запах табачного дыма, ему не хотелось, чтобы его жена курила. Она все прекрасно поняла и без лишних слов курить бросила. Все одиннадцать лет замужества Жань Дундун избегала сигарет и других мужчин, но кто бы мог подумать, что в последние дни она возьмет и сорвется.

– Если тебе от этого легче, то кури, но так, чтобы Хуаньюй не видела, – произнес он.

– Нет, я должна держать слово.

– Ты уверена, что справишься? – Он как‑то странно посмотрел на нее.

Она решительно кивнула.

Он прошел в комнату и увидел на столе старый журнал. Полистав его, заметил, что их совместные с Бай Чжэнь фотографии испещрены какими‑то линиями, каждая из них представляла собой стрелку, которая начиналась от глаз Бай Чжэнь и заканчивалась на его лице.

– Жань Дундун, как это понимать?

Она вышла на порог балкона и, прислонившись к косяку, задала встречный вопрос:

– А сам не догадываешься?

– Ума не приложу.

– Почему она, где бы то ни стояла, не спускает с тебя глаз? – холодно улыбнулась Жань Дундун.

Тогда он, горько усмехнувшись, взял линейку с карандашом и принялся чертить новые линии. Пять его линий оказались более ровными и короткими, при этом каждая из них заканчивалась не на нем, а на мужчине, что стоял с ним рядом. Швырнув журнал обратно, он произнес:

– Посмотри внимательнее.

Она подошла ближе, наклонилась и, ткнув в незнакомца, спросила:

– Кто это?

– Муж Бай Чжэнь, – раздраженно откликнулся он.

«Железное доказательство, – подумала она, – тут в самую пору порадоваться, но почему он так раздражен?»

Она решила продолжить наступление:

– У Бай Чжэнь такое выражение лица, будто она смотрит на любовника.

– Правда? – усмехнулся он. – А я‑то тут при чем, если она смотрит не на меня? Кстати, на фото все просто стоят, откуда такие выводы?

– Интуиция, – сказала она как отрезала, словно интуиция могла разрешить любые сомнения.

– Страдающий поносом будет вздрагивать при каждом пуке, – хмыкнул он. Но если до этого в его усмешке было сомнение, то теперь в ней слышался сарказм.

– Ты так ведешь себя, словно защищаешься. Самозащита говорит о том, что в шкафу у тебя припрятаны скелеты.

– Какая защита? Какие скелеты? – Он широко развел руками, словно встретившись с каким‑то гигантом.

– Ты и Бай Чжэнь… – Ее взгляд впился в него, словно гвоздь в дерево.

– Ты сбрендила! – Он резко поднялся и принялся нервно ходить по комнате.

– Чем больше ты злишься, тем больше это доказывает, что я попала в точку.

– Где тут логика? – Он ударил рукой по столу. – Ты можешь порочить меня, но не смей, пожалуйста, порочить других.

– Посмотрите‑ка, как мы страдаем, – наседала она.

Не желая продолжать перепалку, он направился вон из комнаты.

– Ты укрываешься, – бросила она ему вслед.

– К чему мне укрываться? – Он вдруг повернулся к ней лицом и, боясь разбудить Хуаньюй, прикрыл поплотнее дверь.

– Так‑то лучше. – Она уселась за стол, словно собираясь продолжить допрос.