Эхо

– У нее была склонность к суициду, она постоянно говорила о самоубийстве, – Сюй Шаньчуань увел разговор в сторону.

– Взгляните на это, – Жань Дундун положила перед ним три фото, – она получила удар по затылку, а ее правое запястье отрезано. Похоже на самоубийство?

Он принялся внимательно изучать фотографии, его лицо становилось все серьезнее. Наконец он грубо выругался:

– Какой сукин сын посмел сделать такое?

– Вот это я и хотела бы у вас выяснить.

– Я не знаю, – он замотал головой, – правда не знаю. А знал бы, так сам убил бы этого гада.

– Вы ее любили?

Он погрузился в молчание, после чего сказал:

– Это моя личная жизнь, как это относится к делу?

– Самое прямое, если причиной убийства стали чувства.

– Тогда могу заявить, что никакой любви между нами не было, максимум – обычная симпатия.

– Расскажите о симпатии.

Он снова замолчал, но на этот раз уже ненадолго. Решив, что он набирается смелости, Жань Дундун решила его подбодрить. Она взяла томик стихов «Листья травы» и принялась читать:

Я верю, что листик травы не меньше

поденщины звезд,

И что не хуже их муравей, и песчинка,

и яйцо королька,

И что древесная лягушка – шедевр,

выше которого нет,

И что ежевика достойна быть

украшением небесных гостиных…[1]

Он слушал, но никак не реагировал.

– Вам нравится Уитмен? – Жань Дундун оторвала взгляд от книги.

– Никогда его не читал. – В его ответе как будто даже послышалось особое чувство гордости.

– Тогда почему вы подарили ей этот сборник?

– Потому что когда‑то американский президент Клинтон подарил его своей любовнице Левински. Об этом говорили по телевизору, когда я еще учился в школе. – Он облизал пересохшие губы.

– Ха‑ха… Не ожидала, что все так банально. – Жань Дундун хлопнула книжицей о стол.

Он вздрогнул, но скорее не от резкого звука, а от выплеснутого ею презрения.

В конце концов Сюй Шаньчуань рассказал следующее:

– Три года назад в двадцатых числах апреля, а если быть точнее – 22‑го числа после обеда, на втором этаже отеля «Ланьху» в номере 12 я проводил собеседование. На него пришло больше десяти человек, все претендовали на место администратора в моем пекинском филиале отеля «Майк». Среди них была и Ся Бинцин, причем явилась она прямо с чемоданом. Я спросил, почему она с чемоданом? Она ответила, что если собеседование пройдет удачно, то она сразу же отправится в Пекин. У меня прямо сердце екнуло от такого заявления, но я взял себя в руки. Скорее всего, это был просто хитрый ход. Стоило признать, что она весьма сообразительна, однако сообразительность в наше время зачастую принимается за расчетливость. Поэтому, решив ее проверить, я прямо в лоб спросил: неужели она на все собеседования ходит с чемоданом? Она же так удивилась, что даже приоткрыла свои губки – ни дать ни взять надрезанная клубничка. Наконец, придя в себя, она возмутилась: мол, как я мог такое подумать, и вообще это ее первое собеседование. После окончания собеседования я ее из списка претендентов вычеркнул. Мне не нравятся люди, которые откровенно хитрят, особенно в мелочах, потому что все эти мелкие хитрости часто вредят большому бизнесу. Признаюсь честно, когда я вычеркивал ее имя, в сердце у меня что‑то хрустнуло – такой неприятный звук, будто кость сломалась, меня даже передернуло. Это во мне заговорила совесть, после содеянного я вдруг запереживал. Я все сидел и сидел в номере, не смея двинуться с места, словно мне требовалось время, чтобы вытравить из себя эту несчастную каплю стыда. К моему удивлению, когда все претенденты и штатные работники уже разошлись, она снова явилась со своим чемоданом, сказала, что якобы хочет выслушать мои критические замечания и понять, что сделала не так, чтобы извлечь урок при устройстве на работу в будущем. Вот тогда я и понял, что ее отличие от зачисленных претендентов состояло в том, что она жаждала самоутверждения, касалось ли это ума, внешности или красноречия. Я тогда еще отшутился, сказав, что сноб не может взять на работу такого же сноба. «Да ладно», – ответила она и, скинув верхнюю одежду, плюхнулась мне на колени. Она была очень соблазнительна, а если учесть, что она оседлала женатого мужчину, у которого уже было двое детей, я подумал, что не взял ее из‑за чувства ревности. Будь на моем месте другой мужик, так он бы наверняка уже сдался, но я из тех, кто прежде, чем пойти налево, сперва хорошенько подумает трижды. Поэтому я ее оттолкнул. Сам‑то я не придал этому никакого значения, а вот ее самоуважение было задето. Она надулась, топнула ногой, швырнула на пол авторучку, это помогло выпустить пар, но в конце концов она разрыдалась. Есть тип девушек, которых слезы только украшают, и она относилась как раз к такому типу. Рыдая, она напоминала растерзанный цветок, который втоптали в коровью лепешку. Пока она плакала, вся комната наполнилась ее чудесным ароматом. Я даже чуть было не сдался, но вспомнив про жену и детей, вспомнив про все активы нашего семейного предприятия, собрал всю волю в кулак и раздавил свой растущий соблазн, словно грецкий орех. Таким состоятельным людям, как я, необходимо проявлять особую бдительность при общении с инициативными девушками и, стиснув зубы, раз за разом отказываться от любовных интрижек. Ся Бинцин не была исключением, поэтому я ее вытолкнул в коридор…

– Стоп, – прервала его Жань Дундун.

[1] Отрывок из стихотворения «Песня о себе» (перевод К. Чуковского).