Эксельсиор. Детективный роман

Вот это поворот! Не зря вчера чуйка вопила – эта зверюга еще ни разу в жизни не ошиблась. Дело‑то, оказывается, приняло серьезный оборот – Корсаковых убили. Подозрение падает на некоего Макса Седых, который вышел из дома Корсаковых, сел в красную Ауди Алины и уехал в неизвестном направлении. Седых был зафиксирован видеокамерами, установленными на придомовой территории особняка. В самом особняке все видеокамеры были отключены часа за два до трагедии. Машину так и не нашли, она числится в угоне. Бессинджер еще что‑то говорил, выдавал факты, прояснял обстоятельства, как всегда, в своей манере ускоренного воспроизведения, поэтому Погребняк из этой информации успел уловить малую толику, но бОльшую часть решил уточнить на месте, по факту личной беседы с этим неким Максом Седых. Но сначала он заедет в отдел и перекинется парой слов с Бесом.

Стоп. Седых… Макс… Оп‑па… Они ведь в школе вместе учились, только Леха постарше года на четыре… (Погребняк прыгал на одной ноге по направлению к кухне, где из турки с шипением убегал кофе, на вторую ногу Леха пытался на ходу натянуть носок). И погоняло у него еще такое смешное было – Болотный Доктор. Седых в школе пытался всем помощь оказать, поймает и давай лечить: то гайморит у кого‑нибудь выявит, то головную боль снимет, то сустав вправит. Макс на переменах частенько в медпункте зависал, аннотации к препаратам изучал, ну интересно ему это было – и все тут! Упертый пацан, и учился прекрасно, особенно по биологии и химии. Седых, вроде, поступил в медицинский университет, молодчага! Сам поступил, без «волосатой лапы» – все экзамены на отлично сдал. По словам корсаковских работников, он и Алина учились в одной группе, с третьего курса встречаться начали, жили до настоящего момента вместе. И чего еще этому Максу в жизни не хватало? Драйва? Экшена?? По словам Бессинджера, Седых привезли вчера утром в клиническую больницу в отделение травматологии в состоянии средне‑тяжелой степени, с переохлаждением, сотрясением головного мозга, переломом ребер, множественными травмами мягких тканей. Как‑то так.

***

В маленькую комнатенку, выкрашенную зеленой сортирной краской, Погребняк ворвался, словно суровый северный ветер. У попивающих торопливый утренний кофе коллег даже шевельнулись волосы на макушках.

– О, быстроногий олень! Бушь? – с набитым ртом проговорил плотный рыжий Вася, шурша фольгой, в которую заботливая Васина жена упаковала копченую курицу. – А то, как всегда, с утра не жрамши. Когда уже женишься, Гробушок? Аха‑ха!

Вася – тот еще звездобол‑затейник, но Погребняку сейчас было не до его шуток и курицы в фольге.

– И тебе доброго утра! Бессинджер где?

– Отлить пошел. Потом, наверное, в курилку отправится, налегке! Апха‑пха!

Оставив Васю громыхать, Погребняк, перепрыгивая через две ступеньки, ринулся к курилке, где, присев на батарею, посасывал сигарету Бессинджер.

Обменявшись кратким рукопожатием, мужики молча курили минуты две. Было такое ощущение, что они и не прерывали утреннего телефонного разговора.

– Ну и что??

– Ну и вот: короче, признаков взлома и ограбления не выявлено, дверь центрального входа была открыта ключом. При осмотре тела Корсакова установлено, что скончался он от колото‑резаной раны в область шеи и, как следствие, кровопотери. Пропороли ему яремку, Леха. Если бы сонную – тогда бы сразу, того… А так он еще с десяток минут помучился. Рана слева, стало быть, нападавший либо стоял к нему лицом, либо был левшой. Ладно, теперь что касается его дочери: девушка была облита жидкостью для розжига и подожжена, собственно, с этого и начался пожар.

– Твою ж маковку! – выдохнул Леха.

– И я о том же. У погибшей больше всего пострадало лицо, передняя поверхность шеи и туловища, кисти рук. На лице там практически все до костей сгорело. – Бес поморщился, сделал пару интенсивных вдохов, глубоко затянулся и продолжил: – Задняя поверхность волосистой части головы и шеи, а также спины и нижних конечностей уцелели.

Погребняк мерял неторопливыми шагами полтора метра курилки и тер подбородок. Окурок в его зубах еле тлел.

– Фильтр куришь, братан, – усмехнулся Бессинджер.

– Шпашибо, я жамечил, – Погребняк выплюнул чупик, тут же воткнув на его место новую сигарету. – Слууушай, а может, папаня с дочей переругались не на жизнь, а насмерть и укокошили друг друга, так сказать, без посторонней помощи? Я так понял, дочурка была тот еще фрукт, над отцом измывалась – не приведи Господи…

– Не, Лех, не прокатит. Корсаков в дочке души не чаял. Да и не ругались они никогда. Но это, опять же, со слов знакомых, соседей и прочей шелупони, а что у них там дома между собой творилось – никто не знает. Так что, Гробушок, все может быть, все может быть.

– Хорошо, пусть так. Тогда кто кого первый грохнул? Папаша дочь поджег, а потом ткнул себя в шею левой рукой? А кстати, он правша был или левша? Мы же сейчас никакие версии не исключаем! Или наоборот, дочь сначала угондошила папеньку, а потом такая «Ах, боже мой, что я наделала!» и на себя флакон горючки херрррак! А потом спичкой швырк! Тут, блин, пока занозу из пальца выковырнешь – семь потов сойдет от страха, но себя поджечь?? Хотя, природа и не таких чудиков плодит, не смотря на то, что стране нужны герои. Не, Бес, тут должен быть третий. И он совсем не лишний. Что там по камерам?

– Камеры в доме были выключены, потому что последняя запись с камер – два десять. А пожар начался примерно в три часа ночи – наружная камера зафиксировала отсвет огня на лужайке.

– Странно, однако. Выходит, что в дом кто‑то забирался – ведь этот кто‑то должен был отключить камеры? Если в доме был посторонний, то Корсаков его по‑любому бы заметил, как считаешь?

– Факт. Но охранник божится, что никто посторонний в дом не заходил, кроме Корсаковой‑младшей: она приехала примерно в половине третьего, вышла из машины, пошатываясь, и зашла в дом, открывала дверь своим ключом. Либо охранник бОльшую часть времени дрых, как сурок, либо врет, как сивый мерин. Может, помурыжим его, а?

– Успеем. Давай ты мне сейчас расскажешь, кого там наружка сняла.

– В общем, так: в три двадцать наружка зафиксировала неизвестного мужчину ростом выше среднего, который выходил с территории особняка со стороны заднего двора. Наши уже проверяли – дверь центрального входа была заперта изнутри. То есть, Корсакова, хоть и поддатая была, но дверцу родового поместья не забыла запереть.

– Постой, а что, на заднем дворе нет камер?

– Есть. Но наружки на заднем дворе… угадай с трех раз!

– … тоже были выключены?

– Угу.

– Тогда, вероятно, этот «третий» пробрался в дом с запасного входа. И именно по этой причине его не видел охранник.

– Проверяют, Гробушок. И знаешь, что еще? На заднем дворе все утоптано, отпечатки протекторов от кроссовок сорок пятого размера и каблуков типа шпилек.

– Не хватает только отпечатков козлиных копыт, для полноты картины, – буркнул Леха.

– Ну и вот, все эти отпечатки свежие, Леш. Не трехдневной и не недельной давности, прикинь? Свежачок!

– Ладно, допустим. А может, к нашему покойному Георгию Сергеевичу баба шастала?