Эпоха золотой розы

Мужчины и женщины шли далёко за обжитые земли. И они находили того, кого искали: маленького мальчика с искренними чёрными глазами. Он сам встречал каждого из своих новых последователей и рассказывал о том, что уготовано ему и тем, кто пойдёт за ним. Когда их становилось слишком много, Адрион забирался на большой валун и оттуда звонким чистым голосом ведал им о том, какая судьба их ждёт. Ему и его верным последователям суждено вернуть в этот мир справедливость. Настанет день – и они возвратят Немерен в руки той, кому он принадлежит по праву – в руки его матери Селехэт, которую изгнала вероломная Маэлира. Не признавал Адрион и власти Атрена, который занимает престол Форхи. Он говорил, что сын преступницы не может править алтеидами. Поэтому он сам займёт его трон. Обличал он и тех из Первого Народа, кто поддерживал это предательство. И поддерживают молчаливым согласием до сих пор. Адрион объявлял, что не заслуживают они уважения и не могут отныне зваться братьями и сёстрами тем, кто пришёл сюда искать справедливости. И каждое из этих слов находило отклик. Эти мужчины и женщины согласно вторили ему голосом толпы. Их души наполнялись радостью и верою в тот день, когда они воздадут по заслугам вероломным предателям. Как удастся свергнуть Маэлиру и её приспешников, Адрион не объяснял. Он говорил, что всё они познают в тот день, когда начнётся их поход.

Алтеиды всё приходили к нему и приходили нескончаемым потоком. И каждый из них оставался с ним навсегда. Шли года. Гнев и ярость, которые подпитывали самого Велиара, сливались с гневом и яростью тех, кто шёл сюда. Эти чувства искажали землю под их ногами: вереск высыхал, почва трескалась и превращалась в чёрные уголья. Но искажались и сами алтеиды, становясь подобием Велиара. Кожа их, как и почва, высыхала и трескалась, становилась тёмно‑красного цвета. Кровь чернела. А облик… облик был у каждого свой. Но все они уже мало походили на алтеидов. Народ Адриона стал превращаться в демонов.

Они выстроили свой город. Великая Форха имела семь ступеней, уходящих вверх белыми стенами. Великая Джосхару тоже имела семь ступеней, но уходящих вглубь чёрной дымящейся земли. Демоны вырывали себе норы‑жилища прямо в стенах этой огромной воронки. И не было им числа, ибо огромен был и Джосхару. Широкая лестница была проложена от поверхности земли к самому дну ямы. А на дне, где даже небесный свод уже не был виден из‑за смрада и дыма, открывался огромный вход в подземный дворец самого Велиара, где жил он со своим сыном Адрионом.

Сартаал был одним из тех, кто был вхож в чертоги Велиара. А для юного Адриона он был наставником и другом. Такую честь Сартаал смог заслужить только за долгие годы верной службы. Ведь он был одним из тех первых, кто пришёл к той маленькой пещере, на месте которой возник Джосхару. И никогда с тех пор не сомневался он в правильности выбранного им пути.

Сартаал почти не помнил своей жизни среди алтеидов. Он понимал, что был рождён, что где‑то в тех городах у него есть отец и мать. Но их следы стёрлись в его воспоминаниях. Смутно, словно полузабытый сон, он помнил только своих братьев. Их было двое. А быть может, трое. Он был старшим из них. Но не ему достались силы и красота. Даже самый младший из его братьев очень скоро обогнал его в росте. Они всегда держались вместе. А сам Сартаал оставался в одиночестве. Только он не мог вспомнить, сам ли он старался избегать их компании или они сторонились его…

Сартаал часто общался с одним мудрецом. И этот мудрец по имени Местрен часто размышлял о том, что тот внешний облик, который приняли демоны, является отражением грехов и страстей, которые двигали ими при прежней жизни среди алтеидов. Сомневаться в его умозаключениях у Сартаала не было никаких причин. Местрен говорил о жадности и указывал ему на тех из них, кто имел множеств рук или огромные ладони. Одним своим видом они будто бы показывали, что хотят загрести все сокровища мира себе. А потом он указывал на похотливых сластолюбцев, которые нелепо тащили за собою по земле свои гениталии. Маленьких и бездумных бесов, которые составляли низшую касту Джосхару, Местрен обличал в безволии и слабомыслии. Они не имели своего мнения при прошлой жизни, а теперь и вовсе превратились в свору вечно галдящих уродцев. Проку от них не было почти никакого. Даже разговаривать из них могли лишь единицы, и те с трудом. Зато их каста была самая многочисленная. На каждого разумного демона приходилось несколько десятков этих мелких снующих повсюду тварей. Именно от них в Джосхару всегда стоял непрекращающийся гул и гомон.

Так Местрен без труда угадывал те страсти, которые верховодят демонами. Эти их разговоры он иногда даже превращал в игру. И Сартаал делал в ней успехи. Порой во внешности демонов сочетались два, три порока. И тем интереснее ему было их опознавать.

Но особое место в иерархии Джосхару всегда занимали те, чьей кровью была ненависть, а гнев бился в груди вместо сердца. Они были самыми могучими и сильными представителями своего нового народа. Они всегда были пропорциональны, как алтеиды. Но под красной кожей вздымались бугры невероятных мышц. Порой тела или головы их имели устрашающие рога или шипы. Эти демоны были высшей кастой. Сартаал боялся их и ненавидел за силу, хоть сам и был приближен к Велиару. Но и эти могучие монстры презирали слабого и тощего Сартаала, хоть порой им и приходилось выполнять его приказы.

Когда маленький демон покидал алтеидов, он думал, что здесь сможет изменить свою жизнь. Он думал, что здесь станет сильнее и значимее, чем был в собственной семье. Но и здесь, в Джосхару, хоть он и был старше, но оказался много слабее большинства демонов – как и прежде. Утешением ему служило то, что здесь он имел власть. И даже демонам ненависти и гнева приходилось его слушать.

Где‑то в этих причинах у него рождалось болезненное желание помнить свою собственную внешность. Поэтому среди прочих своих сокровищ он хранил осколок зеркала. Его он мог иногда доставать из тайника и разглядывать самого себя. Сартаал хотел видеть своё иссохшее тело, серую кожу, которая висела словно тряпка на непропорциональном скелете с длинными руками и ногами. Руки оканчивались узловатыми кривыми пальцами. Ногти давно отросли и стали тупыми и толстыми. Именно над таким телом насмехались демоны ненависти, налитые силой и мощью. А лицо его было столь же серым, как и тело. Глубокие морщины прорезали его, словно шрамы. Щёки давно запали. А во рту было лишь несколько почерневших кривых зубов. Голову прикрывали неровные пучки соломенных волос.

Но всегда, когда он разглядывал себя, Сартаал дольше всего хотел видеть свои глаза. Именно глаза выдавали его сущность. Об этом не говорил ему даже Местрен. Но сам Сартаал догадался уже давно о своих страстях – о своём грехе. Глаза его были огромны и чисты, белёсые радужки отливали блеском. Именно такие глаза выдавали зависть, которая грызла его душу всегда, сколь он себя помнил. Именно зависть наполняла его жизнь смыслом. Во имя её удовлетворения он оставил свою прошлую жизнь. В её честь он добился расположения Велиара.

Сартаал не был глуп: он понимал, что эту страсть нельзя исчерпать. Он всегда служил именно зависти, а не Велиару. Как и все другие, которые пришли в Джосхару, служили своим собственным грехам. Сам Велиар – это следствие, а причина всегда была и остаётся в них самих. Но ловушка заключалась в том, что Сартаал и не хотел ничего менять. Ведь он нашёл в Джосхару то, что искал…

 

 

***