Фейри-профайлер
– Моя мать, как и все консервативные еврейские мамы, всегда хотела, чтобы я стал врачом или адвокатом. Для еврейских мам это единственные достойные профессии. А отец хотел, чтобы я работал у него. У него один из лучших карибских ресторанов в городе. Разумеется, чисто инстинктивно я захотел разочаровать их обоих. И стал полицейским.
Я сделала глоток пива.
– А ваша консервативная мама знает, что вам нравится «выбивать из людей все дерьмо»?
– Не помню, чтобы я говорил при ней такую фразу, – Габриэль лукаво улыбнулся. Мне стало интересно, сколько раз его спрашивали о прошлом и сколько раз он использовал одну и ту же нелепую отмазку насчет разочарования родителей. – Я просто говорю ей, что наказываю людей шокером, когда они плохо себя ведут.
– Шокером? Не слишком ли жестоко для британских полицейских? Я считала, что вы, ребята, не верите в оружие и ваш самый суровый метод – фраза «доброго дня, сэр».
Детектив покачал головой, но я могла поклясться, что заметила на его лице тень улыбки.
– У некоторых есть шокеры – на всякий случай. Когда преступники не прислушиваются к суровым предостережениям.
– А у вас есть?
– В ящике рабочего стола. Нет смысла таскать его с собой, – Габриэль предостерегающе поднял бровь. – Бандиты хорошо понимают, что я не тот, с кем стоит связываться, просто взглянув на меня.
– Точно.
– Ну а вы? – поинтересовался он. – Как вы стали профайлером?
– Все спецагенты проходят такую подготовку, – машинально ответила я.
– Да, но не все работают в Отделе поведенческого анализа, правда? Что вас там привлекло?
Если верить типу, с которым я познакомилась прошлой ночью, я питаюсь страхом – обвинение, совпадающее с мнением козлобородого о профайлерах как «наркоманах, подсевших на травмы». Но дело не в том, что мне слишком нравились места преступлений. После того что случилось в моей семье много лет назад, я отчаянно пыталась понять мышление убийц и то, как окружающий мир сделал их такими.
Однако не стоит ворошить мрачное прошлое сейчас, в этом маленьком уютном пабе.
– Я подумала, это интересная работа. И благодарю свои счастливые звезды за то, что меня взяли именно в этот отдел, а не отправили заниматься ограблениями банков.
Габриэль рассмеялся:
– «Ограбление банков» звучит не так уж плохо. Я бы поблагодарил свои счастливые звезды… – Он вдруг замолчал, уставившись на кружку с пивом, и начал медленно водить кончиком пальца по ее краю.
Я подождала продолжения. Наконец спросила:
– Что?
– Счастливые звезды, – пробормотал констебль. – Королева и медведь. Моя мать называла Большой Ковш Большой Медведицей. Говорила, именно так это переводится с иврита.
– Да. Большая Медведица. Ursa по‑латыни «медведь».
Габриэль по‑прежнему смотрел на свою кружку в глубокой задумчивости.
– Королева – это, возможно, созвездие Кассиопеи, царицы из греческих мифов. Большая Медведица и Кассиопея. Кажется, что созвездия движутся по кругу. В древности моряки ориентировались именно по ним.
– Что ж, это соответствует драматизму стихов.
Габриэль снова встретился со мной взглядом.
– Но что означает «кое‑кто злой»?
– Ну… – Поскольку зло следовало за мной по пятам, я потратила достаточно времени на его изучение. – В арабской мифологии Полярная звезда – «злая звезда», «неподвижная звезда», причем мужского рода, навеки застывшая в наказание за убийство.
Габриэль заморгал, уставившись на меня.
– Откуда вы это знаете?
– Не вы один учились в колледже.
Детектив вытащил телефон и, проведя пальцем, разблокировал экран. Я подвинула кресло, заглядывая ему через плечо. Он просматривал статьи из «Википедии», перескакивая с одной на другую.
– Вот, – его лицо просветлело. – Кассиопея и Большая Медведица вращаются вокруг Полярной звезды, делая оборот против часовой стрелки примерно каждые двадцать четыре часа.
– Королева с медведем трижды станцуют кружок, – медленно произнесла я, и наши взгляды встретились. – У нас три дня.
– Меньше. Мы получили записку сегодня утром – и уже полдня потратили впустую.
Глава 7
Наверное, из‑за лондонского дождя у меня по шее внезапно побежали мурашки, когда я вышла из «Водяного поэта». Я стояла на мощеной мостовой перед пабом и всей кожей чувствовала страх. Обхватила себя руками, жалея, что не взяла зонтик.
У нас два с половиной дня.
Словно бомба замедленного действия.
Габриэль поспешил в участок, а я возвращалась в отель – немного отдохнуть.
Два с половиной дня до убийства следующей женщины.
Я была измотана; головная боль, от которой весь день ныл затылок, постепенно усиливалась.
Нужно выспаться и завтра утром присоединиться к остальным полностью отдохнувшей.
Два с половиной дня до того, как выпотрошат другую женщину, вырвут ее органы.
Но я не могла просто запереться в роскошном номере, пока садист‑убийца разгуливает на свободе. Вместо этого я пошла по улице, стиснув зубы. Хикори‑дикори‑чпок… Я мысленно повторила это еще раз. Еще одна простится с головой. Кое‑кто злой преподаст вам урок.
Убийца нанес удар ночью, так что следующего убийства можно ожидать через… сколько? Пятьдесят два часа? Пятьдесят четыре? У нас нет времени.
Я не детектив. Я не читаю следы, не делаю анализ ДНК и не контактирую с информаторами. Но могу попытаться понять ход мыслей убийцы. Возможно, двух дней хватит, чтобы разобраться в его мышлении. Может, я даже вычислю, где он атакует в следующий раз, и мы устроим там засаду… Шансов мало, но нужно попытаться.
Я решила и дальше придерживаться версии, что наш несуб подражает настоящему Потрошителю.
Шагая под холодным дождем, я вспоминала все, что узнала о преступлениях Потрошителя. Кэтрин Эддоус стала четвертой жертвой. До нее были Мэри Николс, Энни Чэпмен… Тело Энни нашли за покосившимся деревянным домом на Хэнбери‑стрит в сентябре 1888 года. Потрошитель перерезал ей горло и забрал матку.