Фотофиниш

– Тут та же ситуация, только гораздо масштабнее. Возможно, идея у этого парня как раз и появилась благодаря шумихе вокруг Кеннеди. Он подписывается как «Филин» и следует за Соммитой по всему миру. Где бы она ни выходила на оперную или концертную сцену – в Милане, в Париже, в Ковент‑Гарден, в Нью‑Йорке или Сиднее. Сначала фотографии были обычные, на них дива любезно улыбается на камеру; но постепенно они стали меняться. Они стали все более нелестными, а фотограф – все более назойливым. Он прятался в кустах, нарушал границу частной собственности и внезапно возникал там, где его меньше всего ждали. Однажды он вместе с другими журналистами слился с толпой, ожидавшей ее у служебного входа в театр, а потом каким‑то образом пробрался в самый первый ряд. Когда она появилась в дверях и как обычно изобразила восторг и удивление при виде размеров толпы, он навел на нее объектив и одновременно пронзительно засвистел. Она широко открыла рот и выпучила глаза, и на фото получилась так, как будто кто‑то ударил ее между лопаток.

Это понравилось ее многочисленным поклонникам, фотографии разошлись по нескольким газетам, и говорят, что этот человек заработал на них кучу денег. С того случая все превратилось в какую‑то войну на изнурение противника. Потоки возмущенных писем от ее фанатов в эти газеты. Угрозы. Злобные шутки самого низкого пошиба. Ставки и пари. Абсурдные истории о том, что это месть отставного любовника или поссорившегося с ней тенора. Слухи о том, что у нее нервный срыв. Телохранители. Всё разом.

– А что ж эти слабаки его не выследят и не проучат?

– Он слишком ловок и постоянно маскируется – то бороду прицепит, то еще что‑нибудь. Иногда надевает маску из чулка. Один раз прикинулся джентльменом из Сити, в другой – отморозком из трущоб. Говорят, что у него очень, очень современный фотоаппарат.

– Да, но после того, как он делает снимок, почему никто не схватит его и не отберет камеру? И как насчет ее знаменитого темперамента? Можно было бы ожидать, что она сама за него возьмется.

– Да, но пока что она только художественно вопит от возмущения.

– Что ж, – сказала Трой, – я не понимаю, чего они в таком случае ждут от тебя.

– Ждут, что я с удовольствием приму приглашение и сообщу помощнику комиссара, что отправляюсь к антиподам с моей колдуньей‑женой. Ведь ты поедешь? – спросил Аллейн, положив руку ей на голову.

– Я безумно хочу попробовать ее написать: это ведь такая крупная, яркая, довольно вульгарная модель. Ее руки, – припоминая, сказала она, – выглядят просто непристойно. Белые, мягкие. Я прямо‑таки вижу мазки кистью. Она такая потрясающе пышная! О да, милый мой Рори, боюсь, я должна ехать.

– Можно попробовать предложить им подождать до ее выступления в Ковент‑Гарден. Нет, – добавил Аллейн, глядя на жену, – вижу, это не годится, ты не хочешь ждать. Ты должна лететь в эту удобную студию и между сеансами позирования Соммиты рисовать красивые проблески заснеженных гор, отражающиеся в прозрачных водах озера. Ты можешь подготовить картины для целой персональной выставки, пока будешь там.

– Да ладно тебе, – сказала Трой, взяв его за руку.

– Думаю, тебе стоит написать довольно официальный ответ и перечислись свои условия, как он тактично предлагает. Полагаю, я откажусь в отдельном письме.

– Было бы здорово вместе пожить какое‑то время в роскоши.

– В тех случаях, когда твое искусство совпадало по времени с моей работой, не все шло как по маслу, ведь так, любимая?

– Не все, – согласилась она, – вроде бы. Рори, ты не против, если я поеду?

– Я всегда против, но стараюсь в этом не признаваться. Должен сказать, что мне не особо нравится компания, с которой тебе предстоит общаться.

– Правда? Оперная звезда с припадками гнева между сеансами позирования? Думаешь, так все и будет?

– Полагаю, тебя ждет что‑то в этом роде.

– Я не позволю ей смотреть на картину, пока не закончу, а если она устроит скандал, то ее другу незачем покупать полотно. Я не стану делать только одного, – спокойно сказала Трой. – Я не стану угождать ей и соглашаться на какие‑то дурацкие переделки. Если она окажется человеком такого сорта.

– Мне кажется, что она вполне может оказаться такой. Как и он.

– То есть он считает, что если уж он вступает в игру, то должен получить что‑то в обмен на свои деньги? Кто он – англичанин? Новозеландец? Американец? Австралиец?

– Понятия не имею. Но мне не очень хочется, чтобы ты была его гостьей, милая, это факт.

– Вряд ли я могу предложить ему самостоятельно оплатить дорогу. Может быть, – предложила Трой, – мне следует снизить цену на работу, учитывая предоставляемый кров и стол?

– Отлично.

– Если там соберутся любители покурить травку, или еще что похуже, я всегда могу сбежать в свою прекрасную комнату и запереться на все засовы.

– А с чего это в твоей хорошенькой головке возникла идея о марихуане?

– Не знаю. А ты, случайно, не предполагаешь, что оперная дива принимает наркотики?

– Ходят смутные слухи. Возможно, ошибочные.

– Вряд ли бы он стал приглашать тебя, если бы она была наркоманкой.

– О, – беспечно сказал Аллейн, – их бесстыдство не знает границ. Я напишу вежливый ответ с сожалениями и пойду на работу.

Зазвонил телефон, и он ответил на звонок тем неопределенным тоном, которым, как знала Трой, говорил с представителями Скотленд‑Ярда.

– Я буду через четверть часа, сэр, – сказал Аллейн и повесил трубку. – Помощник комиссара, – объяснил он. – Что‑то задумал. Я всегда это знаю, когда он начинает разговаривать со мной будничным тоном.

– А что именно, как думаешь?

– Кто знает. Судя по всему, что‑то неаппетитное. Он сказал, что это не особо срочно, но я к нему зайду, потому что говорил он как‑то тревожно. Мне пора. – Он направился к двери, взглянул на жену, потом вернулся и взял ее лицо в ладони. – Хорошенькая головка, – повторил он и поцеловал ее в макушку.

Через пятнадцать минут помощник комиссара принял его в свойственной ему манере, к которой Аллейн уже привык: словно он был каким‑то сомнительным экземпляром, который требуется внимательно разглядеть при плохом освещении. Причуд у помощника комиссара было так же много, как и ума – и это еще мягко сказано.

– Привет, Рори, – сказал он. – Доброе утро. Трой в порядке? Хорошо. – (Аллейн не успел ответить.) – Садись, садись. Да.

Аллейн сел.

– Вы хотели меня видеть, сэр?

– Ну, вообще ничего такого особенного. Читал утренние газеты?

– «Таймс».

– А пятничный «Меркьюри»?

– Нет.