Гамбит. Пешки ходят первыми

– Кто‑то из нас работать все же должен работать. Вперед, мой контуженый друг! – Адам не стал препираться. Выигрывать словесные баталии у человека, чье эго едва втискивалось в салон Импалы, не представлялось возможным. Это Ларссон знал по себе.

Выходя за дверь и уворачиваясь от хрустальной пепельницы, он с удовольствием бы махнулся местами с Кельтом, пребывавшем в изгнании последнее десятилетие. Адаму не пришлось бы отыгрывать мецената на очередном светском рауте и светить теперь уже попорченным лицом перед камерами. Не пришлось бы снова влезать в шкуру известной персоны наследника богатейшего семейства Штатов и самого завидного холостяка, поправочка – вдовца, поколения тех, чей возраст разменял четвертый десяток. Многого чего не пришлось бы делать, но какова цена? Отречься от имени, исчезнуть на годы, стать лишь тенью самого себя? К этому Адам еще не готов. Лишь изредка представлял в перспективе и размышлял о вкусе настоящей свободы. Разумеется, так, в порядке исключения.

 

Нордэмское гостеприимство

 

Риски существуют в каждой профессии. Конкретно в его – оказаться мертвым в любой момент времени. Некоторые пытались, еще больше – мечтали об этом, но, как профи в своем деле, Альберто все еще не попадал в список Жнеца, наточившего косу. Ошибка выжившего – так описывалась большая часть жизни Дона Романо. Мерный стук трости стал ему вечным спутником после очередного неудачного покушения и напоминал, что опасность попасть в шорт‑лист все еще есть. Аль никогда о ней не забывал: всегда оставался на чеку, держал нос по ветру и не планировал уходить на пике карьеры. Слишком долго он к нему шел.

Перед дверью кабинета он на секунду замер, переводя дух. Встав во главе семьи, он позабыл о чувстве иррационального страха. Возможность в мгновение ока предстать перед Апостолом переросла в издержки профессии. Смерть стала частью жизни. Аль просто забыл, каково это – бояться. До недавних пор. До тех, пока прошлое в больничной пижаме и промокших в бензине кедах, не постучало в дверь. Он боялся войти внутрь кабинета ровно так же, как и желал. Ящик Пандоры. По‑другому не описать, с чем предстояло столкнуться.

За годы, проведенные в бизнесе, Альберто уже попривык самостоятельно вести дела и принимать судьбоносные решения, но появление старого друга заставляло все внутри трепетать от предвкушения, как и два десятка лет назад. Интерес, любопытство, азарт захватывали с головой, затягивали в паутину с узором, понятным лишь его создательнице. Аль всегда с интересом и восхищением смотрел на кружево, в которое превращалось хитросплетение судеб в ее руках. Самому же Альберто она всегда вручала клубок, выводивший из лабиринта целым и невредимым. В этот раз он ждал того же, но уже учитывал риски: кончиком трости толкнул дверь и вошел, не говоря ни слова.

– Ты злишься, – она даже не повернулась и не оторвалась от чтения: длинные пальцы осторожно перебирали газетные листы, лежавшее на коленях. Все та же, что три десятилетия спустя: худая, бледная, с тонкими чертами лица. Только в волосах проглядывала седина. Аль удивился, что даже она подвластна течению времени.

– Я еще ничего не сказал, – он старался придать тону спокойствия и был уверен, что получилось. Голос тек ровно: без грубости и нервозности, но гостья все же услышала, что нее хотели скрыть.

– Отлично, значит, я ошиблась, – она кивнула и снова вернулась к чтению.

– Я не злюсь, – не врал ни секунды, – я в ужасе, если быть честным.

– Это нормально, – по тону она будто отказывалась признавать, что говорила с мафиозным боссом, а не с соседом по парте.

– Играть помешанную вошло в привычку? – Романо плевался наглотавшимся шерстью котом. Полвека минуло с той поры, когда он списывал у нее на уроках английского, провожал до дома и дергал за косички, а Аль все еще видел в ней ту же девочку с серыми глазами.

– Кто‑то сказал, что я нормальная? – она лишь расправила газетные листы и снова провалилась в мир, где сообщалось, что ее уже нет в живых. – Передай ему, что он – идиот, – нельзя сказать, что ее манеры шокировали, но по прошествии лет среди обычных людей, Шарлотте следовало приспособиться к общению, пусть то ее тяготило.

– Шарлотта! – прикрикнул Аль и завелся: начал расхаживать по кабинету и назойливо стучать тростью по паркету. – Давай не сейчас, ладно? – сам просил и при этом боялся – не знал, кого хотел видеть: ее настоящую или созданную для остальных личность. Целой жизни Альберто оказалось мало для понимания, какая из ипостасей Шарлотты в больше пугала.

– Как семья, как дети? – она не отрывала глаз от мелкого шрифта, изредка поправляя очки.

– Вульф, – уже мягче позвал он.

– Эванс, – поправила она. – Почему не спрашиваешь, как моя? – и будто не слышала в его голосе мольбы.

– Мне жаль, что Артура так рано не стало, – попытка ухода со скользкой темы не увенчалась успехом.

– Ему жаль, – прыснула она и впервые за время общения показала хоть какие‑то эмоции.

– Лотти, – Аль встал рядом и положил ладонь поверх ее худой руки. – Я не знал, что Ашер займет место в отряде смертников, а просто надеялся тебя вернуть. Парень воспринял все слишком буквально, – уместны ли покаяния с запозданием на десять лет? Попытка вернуть консильери стоила жизни ее сыну. Аль так и не извинился – не успел. Нордэм забрал не только детей Шарлотты, но и ее рассудок. Так тогда думал Альберто.

– Знаешь, Аль, – Лотти выдернула руку из его, будто коснулась чего‑то мерзкого. – Ты много добился и без меня. Да, вначале было тяжело, но ты справился, – она одобрительно кивала. – Много достиг, через многое прошел… Теперь ты вершишь судьбы, как когда‑то те, кого сам пытался обыграть. Возможно, мне не следует вмешиваться, и посмотреть, как ты будешь выкручиваться…

– Лотти, это несмешно… – по спине побежал холодок. К такому ходу повороту событий Аль оказался не готов. Шарлотта могла играть умалишенную сколько угодно, но он знал, что скрывалось за ее пустым взглядом.

– Правда? Я просто не думала, что ты воспримешь все так буквально, – Алю вернулись запоздалые извинения за смерть ее первенца.

Тыкать друг друга в больные места они могли бесконечно, но все же главным их противником оставалось время. В молодости, казалось, оно никогда не закончится, а теперь… Следовало перейти к обсуждению дел и увести Шарлотту со скользкой темы.

– Кто‑то еще знает, что ты жива? – ему бросили вызов, но Лотти здесь.

У нее свои обходные пути для внешних вмешательств. Аль никогда не совался на ее волчьи тропы. Возможно, стоило, а может они и привели ее в конечном итоге к нему. Так или иначе, Альберто своего добился, правда, спустя десять лет. Разве это имело значение, учитывая, сколько им пришлось пережить: лишь пара газетных страниц в их истории. Оставалось подобрать концы.

– Сразу и в койку! – рассмеялась Шарлотта, но Аль слышал лишь звенящую пустоту. В ее смехе не было души: мертв, безжизненен – фальшивка. – А как же прелюдия? – она сложила газету и передала ему.

«Банда Зеленых Змей сжигает лечебницу Санспринг», – пестрил заголовок. «Выживших нет», – добавлено шрифтом поменьше.

– Остановок мы не делали, – она многозначительно посмотрела на Аля и напомнила, что пришла не одна.