Герцог-пират

Почти год герцог Айторн выходил в море с капитаном Роузом, явно давая всем понять, что они два разных человека, но потом происходила подмена. Они встречались в гостинице «Черный лебедь» в Стоутинге. Через некоторое время оба уходили оттуда, но при этом поменявшись образами. Калеб не пытался дальше играть герцога и отправлялся прочь от побережья, где присутствие двух капитанов Роузов было не так заметно.

Что касается местных жителей – для них была придумана история о том, что герцог Айторн великодушно передал владение «Лебедем» своему единокровному брату‑бастарду Калебу Роузу.

Торн знал, что Калеб время от времени занимался контрабандой – почти все корабли на побережье Кента этим промышляли, – но до войны он старался держаться от этого подальше и не вмешивался в дела брата.

Затем Торну представилась возможность для опасных приключений, и он ею воспользовался. Его скорые ночные путешествия через Ла‑Манш выглядели, как занятия контрабандой, но на самом деле он перевозил шпионов и доставлял сообщения для правительства. Как только Кристиан узнал об этом, то настоял на том, что тоже хочет присоединиться к веселью, несмотря на свою заживающую рану, и Робин тоже их поддержал своим участием.

Хорошие были времена.

Опасные времена, но какие запоминающиеся! Опасность добавляла остроту жизни.

Вернувшись на сушу, будучи в безопасности и под действием прекрасного французского коньяка, Торн пожаловался двоим друзьям на то, что на него давят и заставляют поскорее вступить в брак. Собравшиеся отнеслись к этому с сочувствием, и Робин предложил всем дать клятву – не жениться до тридцати лет. А за нарушение клятвы – невыносимое наказание.

Потребовался час или два и очень много выпивки, чтобы придумать самое невыносимое наказание из всех. В итоге было решено, что нарушитель пожертвует деньги на дело, которое они все ненавидят.

Торн прочистил горло для пущего эффекта.

– Сегодня, третьего января тысяча семьсот шестидесятого года от Рождества Христова, да будет постановлено: люди никогда не должны жениться молодыми. Поэтому мы, стойкие холостяки, заявляем, что тот из нас, кто поддастся этому нечестивому порыву, начиная с этого дня и до достижения им тридцатилетнего возраста, будет принужден уплатить штраф в тысячу гиней, которые затем передаст в фонд леди Фаулер, морального реформатора высшего общества Лондона.

Робин посмотрел на него, совершенно серьезно.

– Я не могу этого сделать. Правда, не могу. Эта женщина безумна! То, что она хочет запретить выпивать, танцевать и играть в карты – сущий пустяк, но теперь она вцепилась в Петру. Я полагаю, что для Ротгара это небольшой скандал – обзавестись дочерью в шестнадцать лет, но по тому, как леди Фаулер преподносит обществу эту новость, можно подумать, что речь идет об инцесте. А тут еще его жестокость по отношению к жене…

– Что?

– Ротгар показал мне последнюю статью леди Фаулер: «Он настолько мерзок, что даже заставил свою жену терпеть такой скандал под своей крышей». Как будто Диану это беспокоит.

– Ротгар получает письма от Фаулер? – удивленно спросил Торн.

– Конечно, получает. Или кто‑то делает это за него. Он всегда все знает, этим и уникален.

Торн пожалел, что ему не пришло в голову сделать то же самое.

– Эта женщина, видимо, бесстрашная, раз решила взяться за жену и дочь Темного маркиза. Считайте, что ей конец. Но я восхищаюсь этим.

– Я бы хотел вызвать ее на поединок. Но она женщина, да еще и в возрасте.

– Думаю, ей чуть больше сорока, – сказал Кристиан.

– Но она больна, – сказал Робин. – Говорят, муж заразил ее сифилисом. Этого достаточно, чтобы сделать любую женщину злой.

– Какой же ты все‑таки сострадательный. – Торн покачал головой.

– Но не настолько, чтобы отдать ей тысячу гиней. Вдобавок ко всему, она теперь извергает опасные политические заявления. Подумайте, на что она будет способна с таким количеством денег. С вашего разрешения, дорогие друзья, не могу ли я отдать эти деньги на другое дело? Пожертвовать дому сирот, например? Или в богадельню. Да куда угодно!

– Она действительно опасна, – согласился Кристиан, он был явно не таким пьяным, каким казался. – Раньше ее письма читали просто для развлечения, а теперь она призывает, как говорит Робин, к насильственным действиям. Она и ее последователи стали реальной проблемой.

– А‑а‑а…

Майор лорд Грандистон теперь служил в Конной гвардии, которая обеспечивала эскорт монарха и обычно занималась вопросами его безопасности.

Вспомнив об этом, Торн задумался на другую тему.

– Как король относится к маскарадам? Я слышал, что он осуждает их, однако все же присутствовал на том, который Ротгар устраивал в прошлом году.

– И там его чуть было не убили, – сказал Робин.

– Всех это очень огорчило, полагаю. – Кристиан помрачнел.

– Но не Ротгара. Для него это стало возможностью благородно заслонить короля своим телом.

– Если вы предполагаете, что Ротгар инсценировал это, – сказал Робин, – то не стоит. Убийца мертв.

– Что такое одна смерть для такого дела?

Робин закатил глаза и налил еще бренди.

– Для меня это повод для беспокойства, – сказал Торн Кристиану, покачивая в руке свой бокал. – В этом году я организую Олимпийские гуляния и хотел бы, чтобы король присутствовал на них.

– Я не занимаюсь придворными махинациями. Могу лишь предположить, что если король приедет, то и его охрана будет в костюмах.

– Его будет несложно вычислить. Традиционно мужчины одеваются в соответствии со своим положением: члены парламента – в сенаторские тоги, а военные – в классические доспехи.

– С настоящим оружием? – спросил Кристиан.

– Нет… Но если кто‑то из них находится на официальной службе…

– Я понял.

– Я очень сомневаюсь, что король их посетит. Гуляния пользуются дурной славой, и я не помню, чтобы он присутствовал на них когда‑то. А вот предыдущий король был в восторге от таких развлечений.

– Мои гуляния понравятся даже людям с самым утонченным вкусом, – сказал Торн.

Двое друзей уставились на него.

– Я имею в виду, что на гуляниях не будет ни откровенных костюмов, ни открытой оргии. – Он улыбнулся.

Но друзья все еще продолжали смотреть на него.

– Вы боитесь, что гуляния будут непростительно скучными? Я готовлю кое‑что еще. Будут актеры, чтобы оживить обстановку.

– Гениально, – сказал Робин. – Что было бы за веселье, если бы скучающим дамам и кавалерам не с кем было пофлиртовать, а может, и еще кое‑что? Жаль, что не смогу присутствовать и увидеть все это.