Глупая бессмертная птичка
Видимо, Галина заметила чересчур долгий и пристальный взгляд и со спокойной улыбкой пояснила:
– Мы с отцом очень похожи, я дочь Дмитрия Сергеевича.
– Простите, я не хотеть была невежливой, – щёки Агаты вспыхнули.
– Я не в обиде, мне стесняться нечего. Папа очень принципиальный, поэтому протекции у меня никакой не было, везде поступала на общих основаниях и благодаря своим знаниям. Тяжко пришлось, конечно, но ничего, разобралась, работаю. Я в этом году защищаю диссертацию, и меня уже допустили до большинства нейрохирургических вмешательств. Но тяжёлые случаи у нас оперирует Давид Темурович, у него уже докторская степень и больше тридцати лет стажа.
– Он уже с тем проблемышем разобрался? – оживился Николай. – Я хотел зайти, узнать о результатах.
– Нет, он в операционную вызвал Заразину, видимо, совсем паршивый случай, это надолго.
– Да уж, если главного врача пришлось звать… Эх, а так интересно было…
– Тебе всё настолько интересно, что Давид Темурович выдал медперсоналу отдельные инструкции тебя сегодня к нему не подпускать, – Галина фыркнула.
Николай тяжело вздохнул. Он повертел головой, обдумывая что‑то, и, наконец, произнёс:
– Мы тогда просто на обход сходим, первичный материал соберём.
– Масочников, ты совсем что ли того? Ты на часы смотрел? – Галина постучала по его лбу, скрытому чёрной чёлкой, и ткнула Николаю под нос телефон. – Тихий час же! А сегодня Вика дежурит! Она сейчас на третьем этаже нарушителей режима ловит, и остальных девчонок с собой забрала!
– Вот слона‑то я и не приметил! – Николай тоже хлопнул себя ладонью по лбу. – Что Вика дежурит я знаю, на входе специально график проверил. Но вот на часы я последний раз смотрел, когда в метро спускался, а потом браслет мой выключился, я его зарядить забыл.
– А голову ты дома не забыл? – язвительно протянула Галина и указала ему за спину. – У нас на каждом этаже возле поста медсестры часы висят. Они, конечно, стрелочные, но ты ж отличник, должен разобраться! Иначе ты не сдал бы английский, там ведь есть задание с часиками!
– Да уж, техника шагнула далеко вперёд, а вот наши мозги остались по‑прежнему недоразвитыми, – Николай развёл руками. – Об этих часах я и не подумал!
– Ты за себя говори! Может, это у тебя куска мозга нет, а у меня докомплект! – Галина потрясла пальцем у Николая перед носом.
– А можно мне проверить? – хохотнул тот. – Ну, так, чисто на всякий случай!
– Никола, а вам ведь тогда и ассистент понадобится? – вклинилась в разговор Агата, хитро сверкая глазами и стараясь сдержать улыбку. – Меня возьмёте?
– Всенепременно!
– Ка‑ра‑ул, – Галина встала в максимально трагическую позу, запрокинув голову и приложила руку ко лбу. – Они уже спелись.
Агата широко улыбнулась, чувствуя себя «своей». Она сама дивилась тому, насколько быстро и непринуждённо вливалась в коллектив, словно кто‑то вкладывал ей в голову информацию о новых коллегах и нашёптывал нужные фразы для знакомства. Не было неловкости, даже взаимные подколки, которые могли шокировать неподготовленного человека, не выглядели грубыми. Здесь так принято, такие правила игры, и Агата легко приняла их.
Пока Николай с Галиной продолжили о чём‑то спорить, любопытная иностранка оглядывала рабочее место постовой медицинской сестры. Вместо огороженного высокой стойкой закутка в коридоре российского стационара стоял обычный письменный стол с лампой, телефоном и щитом сигнализации из палат, а за стулом расположился небольшой шкаф, запирающийся на криво врезанный в старые дверцы новый кодовый замок. На посту никого не было, видимо, одному из пациентов понадобилась помощь. Или маньяк перебрался из учебного корпуса в стационар, недаром же всё здание будто вымерло…
Неестественно длинная палата убегала вперёд, насколько хватало взгляда, и схлопывалась в точку на горизонте. На стоящих в ряд кроватях лежали люди. Десятки, сотни пар широко распахнутых глаз смотрели на Агату. Пустые взгляды вонзались в тело тонкими медицинскими иглами, почти не причиняя боли, оставляя после себя лишь едва ощутимый зуд. Из приоткрытых ртов тонкой струйкой вытекало последнее дыхание, становясь белым шумом, а из неестественно вывернутых шей буграми торчали сломанные позвонки.
Запах горького антисептика нежно обнял её со спины, стиснул грудь и потянулся к беззащитному горлу. Сухие холодные пальцы пережали трахею, не давая сделать вдох, и надавили на хрупкое соединению третьего и четвёртого позвонков. Зло из студенческих баек скрывалось совсем рядом.
– Фройляйн, у вас что‑то болит? Достать лекарство? – обеспокоенный голос выдернул Агату из фантазий.
Она вздрогнула и потерянно моргнула. Взгляд сфокусировался, и аспирантка поняла, что, оказывается, несколько минут неотрывно таращилась на запертый шкаф с медикаментами для экстренной помощи. Николай обошёл стол, чтобы оказаться в её поле зрения, и упёрся руками в лакированную. Обеспокоенное лицо оказалось совсем близко, Агата без труда могла различить каждую ресничку на подрагивающих веках, но со смесью смущения и почему‑то обиды поняла, что едва может различить зрачок. Глаза казались двумя провалами, чёрными дырами, о которых из короткого школьного курса астрономии осталось только одно воспоминание: однажды попав в их поле притяжения, ничто не сможет выбраться, даже свет будет бесконечно падать в бездонную воронку. Агата чувствовала себя той самой частицей света, покорившейся приливным силам и ускользающей за грань, будто сознание медленно переставало принадлежать ей.
Пытливый взгляд скользил по её лицу, подмечая мельчайшие сокращения мимических мышц. Едва уловив первое напряжение между светлых бровей, чёрные глаза на мгновение сузились, пухлые губы вытолкнули короткое:
– Я могу помочь?
Простой вопрос как тонкая медицинская игла вонзился в переносицу, в кровь брызнул едкий нейротоксин. И почти сразу пришло облегчение. Напряжённые мышцы расслабились, мысли перестали метаться как бешеные кролики и превратились в тягучую патоку.
– Nein, всё хорошо! Я задумалась только ненадолго, – Агата улыбнулась.
В голове плавали клочья вязкого тумана, медленно, но неотвратимо наползающие на отдельные мысли и воспоминания. Те подёргивались белёсой завесой всего на мгновение и снова становились ясными. Только какими‑то другими.
Крыса, которую аспирант держал на кафедре не как подопытную, а как питомца, выучилась нескольким трюкам и шокировала своими умениями неподготовленных новичков. Коновалов больше не казался обезумевшим учёным, Агата уже придумала ему слезливую историю и приписала желание спасти если не мир, то хотя бы кого‑нибудь из родных. А маньяк… Маньяк остался страшилкой из студенческих баек, миражом, который манит своей близостью, но остаётся недосягаемым.
Осознав, что уже довольно долго неотрывно вглядывается в лицо Николая, Агата поспешила отвернуться.
