Гном: Детство

Тролль развернулся, настиг гнома, схватил за горло и стал долбить всем телом об стоящее рядом дерево. Долго колотил. У Тахона вся жизнь прошла перед глазами. Вспомнился дедушка, мама с папой. Как отец с ним играл. Как мать грела воду в котелке на костре, потом ловила маленького безобразника и мыла ему ноги. Оттого что гном бегал с утра до ночи босиком, ступни становились черные и кожа трескалась. Вспомнился день, когда родители пропали, вся деревня их искала в лесу, а Тахон плакал. И этот плач так комом встал у него в горле. Дед никогда не разрешал ему плакать, говорил, гномы не плачут, и не плакал, двадцать два года ни одной слезинки, а сейчас? Теперь почему‑то плач сам вырвался у гнома из груди, не в силах больше там оставаться. Тело Тахона перестало чувствовать боль от ударов об дерево, мышцы наполнились немыслимой силой, вены набухли, глаза налились кровью и…

Собственно, больше Тахон ничего не помнил. Очнулся он возле оврага, рядом лежал разнесенный в клочья тролль. Девочки‑гномки, оказывается, завидя всю эту картину, побросали корзинки и бегом в деревню звать помощь. Люди и гномы схватили, что под руку попало: кто топоры, кто вилы, кто мотыги с косами, и к мосту скорей. А там уже помощь была не нужна. Архид поднял внука на руки и понес домой.

– Ну, как ты? Живой? – спросил дед.– Живой, дедушка, – ответил Тахон, – а что это было со мной?– Врожденный навык «Берсерк», дружок, проявился, – тихо прошептал дед, не переставая нести, – и это уже у тебя второй навык, такого еще не было ни у одного гнома, чтобы два. Нужно собирать совет гномов и что‑то решать, неспроста все это, не к добру.к, проявился, – тихо прошептал дед, не переставая нести, – и это уже у тебя второй навык, такого еще не было ни одного гнома, что бы два. Нужно собирать совет гномов и что‑то решать, не спроста все это, не к добру.

Дедушка принес внука домой, посадил на крылечко. Принес большую кружку молока и теплое одеяло. Тахона еще знобило от перенесенного состояния. Теперь ему нужно было восстанавливаться, а это процесс не быстрый. Даже опытным боевым гномам нужно на это время, а уж юнцу, пережившему такое, и подавно.

Тахон сидел на крылечке с дедушкой, оба молчали и смотрели в одну точку.

– Ты понимаешь, внучок, – начал не спеша Архид, – мне нужно посоветоваться с Гурдом, деревенские не поняли, что произошло. Я им сказал, что тролль сошел с ума и сам разорвал себя на части.

– Понятно, – сказал Тахон.

– Два навыка у одного гнома никогда не было, если об этом узнают, – дед посмотрел на внука. – Я могу тебя потерять, гномы соберут совет и будут решать, что с тобой делать. Они заберут тебя, будут исследовать, скорей всего, изучать аномалию, так сказать. Я уж не говорю о том, что будет, если узнает королева.

– Понял, дедушка, – прошептал Тахон.

– А если узнают, что я знал про твои навыки, – задумался Архид, – и ничего не доложил совету, то мне сильно не поздоровится. Стар я уже для всего этого, нужен совет друга, он как раз завтра придет к Альме на побывку. И тролль еще этот… Откуда он там взялся? Не было же столько лет… Не к добру всё это… Сначала ведьма, потом чудо зеленое.

– Какая ведьма, дедушка? – удивился внук.

– Да никакая, – дед толкнул плечом гнома и показал пальцем на ступеньки. – Смотри‑ка, а вот и твой лютый зверь пришел.

В ногах стояла маленькая рыженькая кошечка, еще почти котенок, и в зубах держала серую мышь.

 

Глава 14 Клавьета

 

Кошечка оказалась очень даже милой и забавной, несмотря на свой малый возраст, уже ловила мышей. Дед сразу сказал:

– Эту мелкую ставим на довольствие: понедельник‑пятница – вареная курочка, а по средам – вкусная рыбка с местного пруда.

Дело в том, что гномы поначалу думали, что кошечка делится добычей, когда приносит, но оказалось, она мышей вовсе не ест. Тахон тоже был от нее без ума и очень боялся раздавить, когда она лазила по нему, как по большому мешку с волосами. Непонятно только, как она появилась, в деревне в это время ни одна кошка не окатилась. И уж рыжих‑то точно в округе нет. Архид долго хохотал, держась руками за живот, и сквозь слезы радости сказал:

– Смотри‑ка, внучок! Она рыжая, как твоя борода! Думает, мамка ты ее.– Ну или папка, – ответил Тахон и взял кошку на руки. – Назову тебя Веснушка.

Курочку с рыбкой, рыжий комок тоже не сильно любила, зато кислые щи зеленые трескала за обе щеки вместе с гномами. Особенно жаловала корочки ржаного хлеба. А уж когда кто‑то стучал ложечкой об скорлупу яичка, сваренного всмятку, так неслась к столу сломя голову, расшибая лоб о дверные косяки.

Вчера у бабы Клавьеты был юбилей, исполнилось восемьдесят пять лет, и все подружки, с кем когда‑то работала на ферме, пришли ее поздравлять в Скалозубку. Для человека это уже преклонный возраст, но, несмотря на это, бабушки решили отпраздновать и накрыли стол в трактире Альмы. Гуляли весь день, позвали гармониста, пели частушки и песни. А вечером, как и было договорено заранее, за бывшими сотрудницами приехал Боград на телеге и развез всех по своим деревням.

– Сходил бы, внучок, проведал бабку Клавьету, – сказал Архид, обращаясь к Тахону, – старенькая она, и что‑то не выходит из дому с утра.

– Иду, дедушка, – ответил Тахон, надевая сапог. – Вот зараза, мал почему‑то. Вчера нормально было, сегодня мал. Расту, наверно.

– Горе ты мое луковое, – улыбнулся старый гном, – я же тебя учил, где право, а где лево. Видишь, сено привязал к обуви? Это левый сапог, а где солома – тот правый.

– Ага, дедушка, вижу… – Тахон кивнул. – А нога какая левая?

Архид сходил во двор, принес немного сена и сунул внуку в карман штанов:

– Эта! Понятно? Пора тебя женить, дружок, найдем гномку поспокойнее, и пусть с тобой мучается, стар я для всего этого.

Тахон оделся и вышел во двор. Весна точным прыжком с перила крыльца прыгнула ему на плечо и спряталась в густой бороде. Только мордочка высовывается. Она теперь всегда с ним ходила и лишь дома слезала. Ну… Как ходила… Каталась на нем… А в случае, если ей показалась опасность, пряталась. Бабка жила в доме напротив, и гном быстро дошел. Зашел в калитку:

– Баба Клавьета! – звонким голосом крикнул Тахон. – Ты живая там?

Тишина. Подошел ближе, смотрит – дверь не заперта. Вошел. Дом у старушки был маленький, одна комната, треть которой занимала печка. Стол, стул и кровать. Раньше она спала на печке, и места получалось побольше, но теперь стала совсем стара и не может уже залезть.был маленький, одна комната, треть которой занимала печка. Стол, стул и кровать. Раньше она спала на печке и места получалось побольше, но теперь стала совсем стара и не может уже залезть.

– Эй, есть кто?

– Итить твою налево, сынок, – медленно проговорила пожилая женщина, лежащая на кровати, – разве можно так визжать, я думала, поросенка режут под окнами.